— Я споткнулась об Уинстона, — еле слышно проговорила она.
— Я знаю, я догадалась.
— Он болен, мне кажется. — Она попыталась поднять голову.
— Нет, с ним все в порядке. Спит без задних ног, — сказал Собачник.
Она снова впала в забытье. Но потом, когда врачи закричали из прихожей, она искоса взглянула на меня.
— Ты выбрала подходящее время!
Врачи бодро задавали вопросы:
— Как вас зовут, дорогая? — Пауза. — Как ее зовут?
— Полианна Миллер. Мы ее зовем…
— Полианна? Полианна, вы слышите нас, милая? Вы ведь пережили войну, правда? Но вы в надежных руках. Скоро будете танцевать брейк-данс. Можете нам сказать, где у вас болит? Вот здесь больно? Можете сжать мою руку? Отлично. А теперь мы положим вас на носилки, так что вы…
Когда они положили ее на носилки, Собачник направился к Уинстону и осторожно завернул его в одеяло.
— Я о нем позабочусь, — прошептал он, — а ты поезжай с Полл.
— Ты отнесешь его к ветеринару?
— Думаешь, в этом есть смысл?
— В верхнем ящике комода есть немного денег для оплаты счетов. Возьми их, пожалуйста. Вдруг понадобятся.
— Хорошо, хорошо. — Собачник взял на руки сверток с собакой, как ребенка. — Ты позвони из больницы, ладно?
Я кивнула, и мы вышли из дома.
— Вы закрыли парадную дверь, милочка? — спросила женщина-врач, когда мы стояли у машины «скорой помощи». — А то есть мерзавцы, которые именно в такие моменты залезают в дома.
Я побежала проверить, хотя знала наверняка, что заперла.
Этот день был длинный, а ночь еще длиннее. Меня отправили домой около девяти. К этому времени они пришли к выводу, что Полл пострадала только от падения (она вывихнула лодыжку), но хотели оставить ее для обследования. Интересно, что ей написали в истории болезни? «Полианна Миллер. Упала, споткнувшись о собаку».
Мне пришлось дожидаться автобуса в темноте. Я была без пальто, денег хватило только на обратную дорогу. Когда я добралась до дома, стало прохладно. Дом стоял темный, без единого огонька, и, когда я поднялась на крыльцо, меня трясло от холода и волнения.
Я проверила каждую комнату, прошла по всему дому и зажгла везде свет, чтобы убедиться, не залез ли грабитель и не спрятался ли под кроватью, в шкафу, в чулане, под лестницей, за стиральной машиной или за длинными шторами в гостиной. Я старалась не думать об убийцах, скрывающихся в мансардах, и о насильниках, влезающих в дома по трубам.
Наш вход на чердак был над лестничной клеткой и, поднявшись туда и обнаружив нетронутую паутину, я убедилась, что ни один психопат там явно не прячется. Но мысль о человеке, взбирающемся по стене, влезающем в окно и крадущемся за мной в темноте пугала меня так сильно, что я проверила все окна. Потом снова посмотрела в шкафах, под кроватями и т. д., чтобы убедиться, что никто не забрался наверх, пока я была внизу. Конечно, я отдавала себе отчет, как это глупо. Ведь даже если бы вместе со мной была Полл, что мы могли бы сделать против убийцы с топором?
Потом я представила, как на мою защиту бросается Уинстон, слабый и маленький, и почувствовала себя такой несчастной и одинокой, что заплакала. Когда я звонила из больницы, Собачник сказал:
— Ветеринар считает, что Уинстона сбила машина.
Он, должно быть, незаметно удрал за ворота, хотя я никогда не оставляла их открытыми. Может быть, Полл подумала, что закрыла их, а сама забыла. Наверное, он что-то увидел на противоположной стороне дороги и бросился туда. Никто не постучал в дверь и не сказал: «Я, кажется, сбил вашу собаку».
Но, может быть, водитель его даже не заметил, ведь он такой маленький. В его испражнениях была кровь, сказал ветеринар. Это означало внутреннее кровотечение, а когти были стерты на кончиках, как будто его на скорости протащило по шоссе. Собачник сказал, что Уинстон дополз до дома, смог дотащиться до столовой, свалился между диваном и креслом и умер. Я отчетливо представила эту картину. Но как сказать Полл?
Полл, распростертая на полу, Полл под белой простыней на металлической каталке с тусклым остекленевшим взглядом, и эта ужасная рана у нее на лбу… И я, в смятении ждущая приговора врачей. А что, если они ошиблись и у нее что-то гораздо более серьезное? Я приду завтра в больницу, и меня отведут в боковую комнату, как они делают, когда надо сообщить плохие новости, и спросят: «Вы ее ближайшая родственница?»
Теперь я совсем одинока и несчастна, и у меня нет даже собаки. Я никогда не думала, что мне ее будет не хватать так сильно. Я не провела в одиночестве ни одной ночи. Отец сейчас не мог мне помочь, конечно, он только самодовольно усмехался, глядя с фотографий на стене. Большой обманщик. Я не стала говорить с ним, потому что, когда я пришла на кладбище, чтобы спросить о Кэллуме, единственным его ответом был след азбуки Морзе между туч.