В первый день битвы в моего воспитателя Худай Берды попала стрела из самострела и он умер. Из-за того, что бой вели без доспехов, некоторые йигиты погибли и многие были ранены. У Ибрахима Сару был один превосходный лучник, который очень хорошо стрелял; другого такого стрелка не было видано. Именно он ранил большинство врагов. После занятия крепости он находился при мне.
Осада затянулась. Было приказано в двух-трех местах возвести валы[212], прорыть подкопы /31б/и усердно заняться подготовкой осадных орудий. Осада продлилась сорок дней. В конце концов Ибрахим Сару, оказавшись бессильным, прибег к посредничеству Ходжа Маулана-и Кази и выразил покорность. В месяце шаввале[213] он пришел, повесив меч и колчан на шею[214], и, сдав крепость, поступил ко мне в услужение.
Ходженд также долгое время был подчинен дивану Омар Шейх мирзы. Во время междуцарствия власть в области [Ферганы] ослабла и [жители] Ходженда смотрели в сторону Султан Ахмед мирзы. Раз выпал такой удобный случай, то мы пошли также и на Ходженд. В крепости Ходженда находился отец Мир Могола Абд ал-Ваххаб шигаул. Когда я пришел, он сразу без отговорок сдал крепость.
В это время Султан Махмуд хан пришел в Шахрухию. Раньше, когда Султан Ахмед мирза явился в окрестности Андиджана, хан, как уже упоминалось, тоже пришел туда и обложил Ахси. Мне пришло на ум следующее: «Хан мне все равно, что отец или старший брат. Раз мы так близко друг от друга, то если я пойду и стану служить и если минувшие неудовольствия рассеются, это будет приятно слышать и видеть и ближнему, и дальнему». С такими мыслями я явился в сад, разбитый Хайдар беком в окрестностях Шахрухии. Хан восседал /32а/ в большом шатре с выходом на все четыре стороны, разбитом посреди сада. Войдя в шатер, я трижды преклонил колени; Хан поднялся и тоже поклонился. Когда я поздоровался и отступил назад, [снова] преклонив колени, Хан приказал мне сесть с собой рядом и проявил большое благоволение и ласку.
Спустя день или два я направился в сторону Ахси и Андиджана через перевал Кендирлик. Достигнув Ахси, я совершил обряд поклонения могиле моего отца. В пятницу в час соборной молитвы я вышел из Ахси и, пройдя дорогой на Банд-и Салар, вступил в Андиджан между вечерней молитвой и молитвой перед сном. Эта дорога, то есть дорога через Банд-и Салар, тянется девять йигачей.
Среди кочевых племен в Андиджанской области есть племя Чограк; это большое племя в пять-шесть тысяч семейств. Они живут в горах между Ферганой и Кашгаром, у них много коней и множество овец. В этих горах вместо быков разводят кутасов[215]. Кутасов у них тоже много. Так как их горы непроходимы и находятся на окраине, то они не торопятся сдавать скот. Поставив Касим бека во главе войска, я послал его к Чогракам, чтобы он взял у них скот и роздал часть его войску. Касим бек пошел и, захватив около двадцати тысяч овец и от тысячи до полутора тысяч лошадей, разделил их между воинами.
Возвратившись от Чограков, наши войска пошли на Ура-Тепа, /32б/который долгое время находился под властью Омар Шейх мирзы. В год смерти мирзы Ура-Тепа вышел из его рук. Теперь, от имени Байсункар мирзы, там сидел его младший брат Султан Али мирза.
Султан Али мирза, узнав о выступлении нашего войска, ушел в Пальгар и в горную область Масча, а в Ура-Тепа оставил своего воспитателя Шейх Зу-н-Нуна. Миновав Ходженд и дойдя до половины пути, я отправил Халифу[216] к Шейх Зу-н-Нуну в качестве посла. Этот неразумный человечишко [т. е. Зу-н-Нун] не дал удовлетворительного ответа и, приказав задержать Халифу, велел его умертвить. Так как на то не было божией воли, то Халифа освободился и через два-три дня после тысяч и тысяч тягот и мучений вернулся, пеший и голый.
Мы пришли в окрестности Ура-Тепа. Так как приближалась зима, то люди уже сняли весь хлеб и травы. По этим причинам мы через несколько дней вернулись в Андиджан.
212
216