Выбрать главу

— Парни поступили не совсем умно, но любовь и рассудок редко уживаются вместе. Мой Иржик тоже выкинул такую штуку и потерпел за это.

— Как это, бабушка?

— Ну, мне не хочется теперь пускаться в россказни, а при случае я тебе расскажу. Мы и без того заболтались; а я как будто слышу конский топот, это верно наши. Пойдем-ка. Я должна все-таки подумать о том, что ты мне рассказала: может быть еще дело поправимое, — говорила бабушка, шагая через порог.

Дети, услыхав голос Кристлы, выбежали в сени, и когда она отдала Яну голубков, он бросился к ней на шею и так крепко обнял ее, что у нее на горле осталась багровая полоса. Он сейчас сам отнес бы милых голубочков на голубятню, если бы Барунка не закричала: «Папенька приехал!» В одно время с тележкой подошли к Старому Белидлу и пан-отец, и охотник.

Пан Прошек, увидав себя в кругу милых друзей и своей семьи, которую он так горячо любил и в кругу которой он наслаждался так немного времени в течение года, был глубоко тронут: когда же Барунка начала говорить поздравление, то у него невольно полились слезы. Дети, увидав плачущего отца и мать, и бабушку, с трудом выговаривали слова и тоже расплакались, Бетка и Ворша, стоявшие в дверях, закрылись своими голубыми фартуками и тоже взапуски плакали. Пан-отец вертел табакерку между пальцами, охотник вытирал о рукав прекрасный охотничий нож (он был в полном параде), и оба старались скрыть свою растроганность; Кристинка стояла у окна и вовсе не стыдилась слез, пока не подошел к ней пан-отец и не шепнул ей, ударив табакеркой по плечу:

— А ведь ты думаешь, когда же меня-то будут так поздравлять?

— Вы, пан-отец, вечно дразните, — отвечала девушка, отирая глаза.

Со слезами на глазах, но с радостным и покойным чувством в сердце, пан Прошек подошел к столу и налил вина в кубок.

— За здоровье всех! — сказал он, опоражнивая кубок.

Потом все выпили за здоровье хозяев, и вскоре у всех просияли лица. Яник был всех счастливее: он получил от охотника двух кроликов, от пани-мамы гигантский калач со всевозможными пряностями, что он очень любил; от бабушки один из цванцигеров[86], хранившихся у нее в сундуке в полотняном мешочке; от родителей также подарки. После обеда в саду неожиданно явилась княгиня с Гортензией, и когда пан Прошек, жена его, бабушка и дети выбежали встречать их, Ян получил от Гортензии прекрасную книгу, с изображениями различных зверей.

— Я приехала посмотреть, как ты сегодня веселишься, Ян, — сказала приветливо княгиня своему конюшему.

— В моей семье и с несколькими добрыми друзьями мне всегда весело, ваше сиятельство, — отвечал пан Прошек.

— Кто же у тебя?

— Соседи мои: мельник со своею семьей и ризенбургский охотник.

— Не хочу тебя задерживать, иди к ним, а я сейчас уеду.

Пан Прошек поклонился, не осмеливаясь удерживать свою повелительницу, но простосердечная бабушка тотчас вскричала:

— Хороши бы мы были, если бы не угостили милостивую княгиню и барышню хоть калачами? Ступай, Терезка, ступай, принеси. А ты, Барунка, сбегай за корзинкой, я нарву немножко вишен. Не угодно ли вам будет, сударыня, сливок или вина.

Ян и Терезка были в замешательстве: они боялись, чтоб это простое угощение не обидело княгиню; но она с приветливою улыбкой соскочила с лошади, передала повод Яну и села на лавочку под грушу со словами:

— Мне очень приятно ваше гостеприимство, но я не хочу, чтобы вы забывали своих гостей: пусть все придут сюда.

Пани Прошкова убежала; сам Прошек, привязав лошадь к дереву, вынес столик, а минуту спустя явился охотник с низким поклоном и мельник, бывший в сильном замешательстве; но когда княгиня спросила его, как мелет его мельница, и сколько она ему приносит дохода, то он тут был уже в своей сфере, и до того сделался смелым, что предложил княгине понюхать табачку. Поговорив приветливо с каждым, княгиня приняла от пани Прошковой калач, а от бабушки стакан сливок.

Между тем дети обступили Яна, показывавшего им своих зверей, а Гортензия стояла возле них, забавляясь их удовольствием и удивлением и очень охотно отвечая на все их расспросы.

— Маменька, посмотрите-ка, это наша серна! — закричал Бертик, сын охотника, когда Ян показал им серну. И матери, и дети уткнули носы в книгу.

— Султан! Это Султан! — закричал Вилим, а когда на это восклицание к ним явился настоящий Султан, Ян показал ему книгу, говоря: «Видишь, ведь это ты!»

Там был и огромный слон, которого Аделька даже испугалась; была и лошадь, и корова, и зайчик, и белки, курицы, ящерицы, змеи, рыбы, лягушки, бабочки, козявки и даже муравей. Дети всех их узнавали, а бабушка, увидав скорпионов и змей, сказала про себя: «Чего уж люди не делают, и этих гадин рисуют!» Когда же мельничиха захотела непременно посмотреть на злого дракона, извергающего изо рта огонь, то Гортензия сказала ей, что такого зверя нет, что это вымышленное чудовище. Мельник, заслышав это, завертел табакеркой, ухмыльнулся и сказал:

— Нет, барышня, это не выдумка: таких ядовитых драконов с огненными языками на свете много, но они принадлежат к роду человеческому и потому их нет между этими невинными животными.

Гортензия засмеялась, но пани-мама, ударив мужа по руке, заметила:

— Много болтаешь ты, пан-тятя.

Княгиня разговаривала о различных вещах с Яном и охотником и между прочим спросила, много ли в окрестностях браконьеров.

— Еще есть двое мошенников. Было трое, да того, который поглупее, я уже несколько раз наказывал, так теперь он сидит дома; а эти двое чертовски хитры, нет возможности накрыть их, не всадив в них нескольких дробинок. Лесничий мне всегда так и приказывает; но я думаю, что из-за зайца не стоит уродовать человека.

— Да я и не хочу, чтобы ты так делал, — отвечала княгиня.

— И я то же думаю, что такая безделица не разорит господ, а на крупного зверя вор не отважится в нашей дистанции.

— Однако я слышала, что у меня много воруют в лесу, — заметила княгиня.

— Ну, — отвечал и охотник, — я служу милостивой княгине уже много лет, но вред, сделанный людьми в лесу, вовсе не так велик; о нем только говорят много. Я мог бы, например, вырубить в продолжение года несколько деревьев, продать их и, не справившись со счетом, сказал бы, что украдены. Но зачем же обременять свою совесть ложью и обманами? Осенью, когда приходят бабы собирать сухие листья на подстилку, а бедные люди за дровами, то я всегда бываю вблизи от них и бранюсь так, что лес дрожит, чтобы только они меня боялись и не наделали большого вреда. Ужели я должен приколотить до полусмерти бабу за то, что она приберет немножко толстое топорище, как это делают некоторые? Без этого еще господа проживут, думаю я, а оно, между тем, поддержит бедный народ, который за то тысячу раз помолится за вас Богу. Я этого не считаю воровством.

— И хорошо делаете, — подтвердила княгиня; — но все-таки где-нибудь вблизи должны быть дурные люди. Третьего дня Пиколо шел ночью из местечка, и около фазанника[87] его хотели ограбить; когда же он стал защищаться и кричать, они избили его так, что он лежит теперь, до сих пор болен. Так мне рассказывали.

— Это мне кажется невероятным, ваше сиятельство, — отвечал Прошек, качая головой.

— Во всю нашу жизнь мы не слыхали, чтобы были разбойники в фазаннике или где-нибудь вблизи, — отозвались охотник и мельник.

— Что такое случилось? — спросила бабушка, подходя поближе.

Охотник рассказал ей.

— Ну уж лгун? — вскричала она, с досады подпирая руки в бока. — Как он не боится Бога! Я вам расскажу это иначе, сударыня. — И начала рассказывать все, что ей утром доверила Кристла. — Я не похвалю парней за их проделку, но ведь что же: каждый стоит за свое. Если бы кто-нибудь увидел этого вертопраха ночью под окном у девушки, то слух об этом разнесся бы везде, и доброе имя и счастие девушки погибло бы навсегда: везде бы стали говорить: «Уж нам не годится та, к которой ходят господа». Но девушка боится теперь, чтоб он не отмстил парням, — прибавила бабушка.

вернуться

86

Цванцигер - серебряная монета в 20 крейцеров.

вернуться

87

Фазанник - загороженное в лесу место, где содержатся фазаны.