Но маленькая Аделька, осмотревшись, сказала бабушке:
— Ведь я не останусь в таком платье! Не правда ли бабушка?
— Царь ты мой небесный, как это я не присмотрела за этой девочкой! Красива же ты! Что ты это наделала? — И бабушка крестилась, смотря на испачканную девочку.
— Я в этом не виновата! Ян меня толкнул, и я упала на ягоды, — отвечала малютка в свое оправдание.
— Вечно вы двое деретесь! Что же княгиня должна о вас подумать? Она назовет вас чертенятами! Ну же, пойдемте к охотнику. Но я вам говорю, если вы, мальчики, будете опять шалить, то я вас никогда больше не возьму с собой, — прибавила бабушка,
— Мы будем умненькие, бабушка, — уверяли мальчики.
— Увидим! — проговорила бабушка, следуя за детьми по тропинке к дому охотника.
Скоро очутились они в черном лесу, сквозь который уже виднелся белый хутор и дом охотника. Перед домом была огороженная зеленая полянка, усаженная липами и каштанами, под которыми стояло несколько лавочек и столиков, врытых в землю. По траве ходили павлины, о которых бабушка говорила, что у них ангельские перья, дьявольский крик и воровская походка, и толпа крапчатых цесарок с загноенными глазами; в траве сидели беленькие кролики, стригли ушами и при малейшем шуме боязливо разбегались в разные стороны. Хорошенькая серна с красным ошейником лежала у входа, а по двору слонялось несколько собак. Как только дети закричали на них, они радостно заскучали, подбежали к детям, стали вертеться около них, и диво еще, что не сбили их с ног. Серна также на зов Адельки подошла к ней и своими голубыми глазами так мило посмотрела на нее, как будто хотела сказать: «Ах, здравствуй, ведь это ты, что приносишь мне порой лакомую пищу!» Аделька должно быть по глазам угадала ее мысль, потому что опустила руку в свой карманчик и вынула кусок булки для серны, которая схватила его, продолжая бежать за девочкой.
— Что вас там разбирает, вы, свора, — послышался откуда-то голос, и чрез минуту показался охотник в легком зеленом сюртуке и с ермолкой на голове. — А, да это милые гости! — вскричал он, увидав бабушку,— милости просим! Гектор, Диана, Амина, прочь! Слова своего не слышно! — говорил он сердито собакам. Бабушка вошла в дом, над дверями которого были прикреплены оленьи рога. В сенях висело несколько ружей, но так высоко, что дети не могли достать их. Бабушка очень боялась ружья, даже и тогда, когда оно не было заряжено, и если охотник смеялся над этим, она всегда говорила:
— Кто же знает, что может случиться: ведь враг-то силен.
— Правда, — говорил охотник, — если Бог попустит, так и мотыга выстрелит!
Бабушка прощала охотнику то, что он частенько дразнил ее, только он не смел в ее присутствии ни клясться, ни поминать имени Божьего всуе: этого бабушка не могла слышать и тотчас затыкала уши, говоря:
— Ну зачем это богохульство? Чтоб после вас пришлось кропить святой водой!
Охотник любил бабушку и поэтому удерживался, чтобы не проговориться при ней о черте, который у него всегда нечаянно, как он выражался, срывался с языка.
— А где же кумушка? — спросила бабушка, входя в светлицу и не видя там никого.
— Садитесь только, я ее сейчас позову! Ведь вы знаете, что она как наседка вечно возится с цыплятами, — говорил охотник, идя позвать жену.
Мальчики остановились у шкафа, в котором блестели ружья и охотничьи ножи, а девочки играли с серной, вбежавшею за ними в комнату. Бабушка, окинув одним взглядом приветливую, чисто прибранную комнату, сказала про себя:
— Уж правду сказать, когда сюда ни придешь, в праздник или будни, всегда все чисто, как стекло!
Увидав пряжу, связанную и помеченную знаком, лежавшую на лавочке у печки, она подошла к ней поближе и внимательно рассматривала ее.
В это время дверь отворилась, и вошла женщина еще довольно молодая, одетая в домашнее платье и с белым чепчиком на голове. На руках у нее сидела маленькая русоголовая девочка. От души поздоровалась она с бабушкой и детьми, и на ее веселом приветливом лице было ясно видно, что она действительно рада.
— Ходила поливать полотно! Я очень рада, что оно будет нынешний год белее лебедя, — проговорила она, извиняясь в своем отсутствии.
— Вот так прилежание! — отвечала бабушка, — один кусок белится, а здесь уже опять приготовлена пряжа для ткача! Вот уж будут полотна как пергамен![49] Только бы ткач вам хорошо сделал, да не обманул бы вас. Вы довольны своим ткачом?
— Сами знаете, милая бабушка: ведь он каждого сумеет обмануть! — отвечала охотничиха.
— Хотелось бы посмотреть, как это вас ткач надует, когда у вас все рассчитано, — заметил с усмешкой охотник. — А прежде всего садитесь, что вы все стоите? — говорил он бабушке, которой не хотелось отойти от пряжи.
— Еще будет время! — отвечала бабушка, взяв за руку маленькую Анинку, которую мать поставила к лавке, потому что девочка только что начинала ходить.
Вслед за хозяйкой в дверях показались два загорелых мальчика. Один светловолосый по матери, а другой темноволосый по отцу. До самых дверей они весело бежали за матерью, но когда мать начала разговаривать с бабушкой, то они, не зная что сказать детям, сконфузились и прятались за платье матери.
— Что вы, сойки! — вскричал отец, — разве это вежливо прятаться за маму, когда вы должны встречать гостей! Сейчас подойдите к бабушке.
Мальчики охотно подошли к бабушке и протянули ей руки: бабушка положила им в руки по яблоку. — Вот вам, играйте, да вперед не стыдитесь! Мальчикам не следует держаться за мамино платье, — увещевала их бабушка, а мальчики потупились и смотрели на яблоки.
— Ну теперь подите же, — приказывал тятя, — покажите детям филина и бросьте ему сойку, что я сегодня застрелил! Покажите им молодых щенят и молодых фазанов. Но только не летайте там, как ястребы, а то я вас! — Уж этого дети не дослышали, потому что едва отец сказал: «ну подите», как они толпой хлынули из комнаты.
— Ну, скоро же! — сказал с усмешкой охотник, и было видно, что эта скорость ему нравилась.
— Дети как дети: молодая кровь! — заметила бабушка.
— Если б только эти мальчики не были такими шалунами!... Верите ли, бабушка, я целый день в страхе: то на деревья лазят, то кувыркаются, панталоны рвут, даже ужас берет! Благодарю Бога за эту девочку, она умненькая! — говорила охотничиха.
— Что хотите, кумушка, а по матери узнаешь дочку, а по отцу сына! — отвечала бабушка. Охотничиха с улыбкой протянула мужу дочурку, чтоб он ее немножко понянчил. — Только принесу чего-нибудь поесть и сейчас опять здесь буду, — проговорила она.
— Добрая жена! — сказал охотник по ее уходе, — грех на нее жаловаться. Только вот все боится, чтобы мальчики не убились! Да что же за мальчик, если в нем нет огня.
— Все излишнее может быть вредно, куманек! Ведь если им дать волю, так они на головах станут ходить, — отозвалась бабушка, несмотря на то, что сама не всегда следовала тому, что говорила.
Через минуту вошла хозяйка с полными руками. На дубовом столе очутились белая скатерть, фаянсовые тарелки, ножи с черенками из рогов серны, появились ягоды, молочные блины, сливки, хлеб, мед, масло и пиво.
Хозяйка взяла у бабушки веретено из рук, приговаривая: «Будет вам прясть, бабушка, берите-ка, отрежьте себе хлебца, да намажьте масло, только сегодня сбито, а пиво не крешеное[50]. Блины не слишком хороши: я испекла их наудачу; да говорят, что все неожиданное кажется вкуснее! Ягоды вы не кушаете, так дети им будут рады, только вот сливок прибавлю». Так угощала охотничиха. Резала ломоть за ломтем и намазывала маслом или медом.
Вдруг бабушка о чем-то вспомнила, ударила себя по лбу и сказала:
— Эх, старая голова непамятливая! Видите ли, мне еще до сих пор не пришло в голову рассказать вам, что мы в беседке разговаривали с княгиней!
— Неудивительно, когда эти дети своим криком оглушат человека! — ответила охотничиха, а охотник тотчас начал расспрашивать, что им говорила княгиня.
— Не рассказывайте, бабушка, пока я не приду назад, — сказала охотничиха, — я должна сначала успокоить детей, чтобы хоть немножко посидели смирно.
Дети между тем бегали везде, а сыновья охотника, Франик и Бертик, везде были первые и обо всем рассказывали гостям. В ту минуту, как мать показалась на пороге и звала их к полднику, они стояли перед домом, и маленькая Амина показывала свое уменье скакать через палку и приносить поноску. Они не заставили два раза звать себя.