— Вы должны бросать прутик подальше на середину, а если он останется у берега, то его задержит каждая травка, каждый корешок, и он не скоро доплывет до места, — говорила при этом бабушка детям.
Барунка оторвала прутик, бросила его в середину канавы и следила за ним. Заметив, что он плывет по течению, она спросила:
— А потом, бабушка, когда он приплывет к шлюзу, может он дальше плыть?
— Может, — подтвердил Ян, — разве не знаешь, как я недавно бросил прутик в воду возле самого шлюза? Уж он вертелся, вертелся, а как попал под шлюз, так и съехал по желобу на колесо; а когда я обежал мельницу, так он уж был в потоке и плыл в реку.
— А потом куда поплывет? — спрашивала Барунка бабушку.
— От мельницы переплывет к Зличскому мосту, от моста около бережка к пропасти, от пропасти чрез плотину вниз, вокруг Барвирьского холма к пивоварне; под скалой переплывет через большие камни к школе, куда вы будете ходить через год. От школы поплывет чрез плотину к большому мосту, до Зволи, от Зволи к Яромери в Лабу.
— А потом куда же еще поплывет, бабушка? — спрашивала девочка.
— Далеко поплывет по Лабе, пока не доплывет до моря[20].
— Ах, до моря! Где это море? Что это такое?
— Ах, море широко и далеко; до него во сто раз дальше, чем до города, — отвечала бабушка.
— А что же там будет с моим прутиком? — печально спросила девочка.
— Будет качаться на волнах, пока они его не выбросят на берег. На берегу будет прохаживаться много людей с детьми; какой-нибудь мальчик поднимет прутик и подумает: «Откуда ты приплыл, прутик? Кто тебя бросил в воду? Верно там где-нибудь далеко сидела у воды девушка, оторвала тебя и бросила в воду!» И мальчик принесет этот прутик домой и посадит его в землю; из прутика вырастет хорошенькое деревце, на нем будут петь птички, а деревце будет радоваться.
Барунка глубоко вздохнула и в задумчивости спустила в воду свое засученное платьице, и бабушка должна была выжимать его. В это время шел мимо охотник и назвал Барунку маленькою русалкой. Барунка завертела головкой и отвечала: «Ах нет, русалок не бывает».
Когда охотник проходил мимо, бабушка всегда говорила: «Зайдите, куманек, наши дома!», а мальчики брали его за руки и вели в комнату. Иногда охотник отказывался, отговариваясь тем, что ему надо караулить молодых фазанов, только что выклевавшихся, что надо идти в лес; но тут выглядывал пан Прошек или жена его, и охотник волей-неволей должен был зайти.
У пана Прошка был всегда стакан вина для милого гостя, каковым был и охотник. Бабушка тотчас приносила хлеба-соли, что бывало очень кстати, и охотник скоро забывал, что фазаны уже выклевались из яиц; потом он крепко проклинал свою забывчивость, торопливо перекидывал ружье через плечо и уходил. На дворе бранил свою собаку. «Гектор!» — звал он, но собаки не было. «В какую преисподнюю он провалился!» — сердито говорил охотник, и дети уже бегали за собакой, бегавшей где-нибудь с Султаном и Тирлом.
Между тем как мальчики бегали за собакой, охотник садился на лавочку под липу. Уходя, он останавливался еще раз и говорил бабушке:
— Приходите-ка когда-нибудь к нам на гору, моя старуха приготовила вам для наседок тирольские яйца. — Охотник хорошо знал слабые струнки хозяек. Бабушка тотчас прибавляла:
— Кланяйтесь домашним, мы скоро к вам будем.
Так обыкновенно расходились приятели.
Охотник ходил мимо Старого Белидла каждый день или через день, в продолжение целого года; наступал новый год и опять все шло по-старому.
Другая личность, которую можно было встретить каждый день в десять часов на тропинке около Старого Белидла, был мельник. Это был его определенный час, когда он ходил осматривать западни шлюза у плотины. О мельнике или, лучше сказать, о пане-отце, потому что его везде и всякий называл так, бабушка говорила, что он честный человек, но проказник.
Так думали, потому что пан-отец охотно дразнил, охотно шутил; сам же редко смеялся, разве только ухмылялся. Но глаза его весело смотрели из-под густых нависших бровей. Он был среднего роста, коренастый, и круглый год носил беловатые панталоны; и когда мальчики высказали свое удивление по этому поводу, то мельник сказал им, что это мельничная краска. Зимой он носил длинную шубу и тяжелые сапоги, летом голубоватый камзол, белые шаровары и туфли. На голове носил он обыкновенно низенькую шапку, обшитую мерлушкой[21]; панталоны его всегда были засучены, было ли грязно или сухо, а без табакерки его никто не видал. Завидев его, дети тотчас бежали навстречу, желали ему доброго утра и шли с ним к шлюзу. Дорогой пан-отец обыкновенно дразнил Вилимка и Яна, спрашивая одного: знает ли он, куда носом садится зяблик? Или допрашивая Яника, умеет ли он уже сосчитать, что будет стоить крейцерная[22] булка, если мера пшеницы стоит десять гульденов. Если мальчик весело и дельно отвечал ему, то он говорил: «Ну, уж я знаю, что ты умная голова. Тебя уже могли бы сделать судьей в Крамольне[23]». Он всегда давал мальчикам понюхать табаку и ухмылялся, если они сильно чихали. Аделька при виде пана-отца тотчас пряталась за бабушкино платье; она еще не умела хорошенько говорить, а пан-отец каждый раз сердил ее, заставляя выговаривать довольно скоро три раза один за другим: наш конек из всех коньков самый коньковейший. Действительно пан-отец иногда так сердил бедняжку, что она принималась плакать. Зато часто получала от него корзиночку с ягодами, или миндальные орехи, или какое-нибудь другое лакомство; а уж когда пан-отец хотел польстить ей, то называл ее маленькою чечеткой.
Около Старого Белидла ходил также каждый день в сумерки высокий Мойжиж[24], барский сторож. Он был чрезвычайно высокого роста, смотрел мрачно и носил всегда мешок через плечо. Бетка рассказала детям, что он собирает в этот мешок непослушных детей, и с той минуты дети становились смирнее при виде высокого Мойжижа. Бабушка запретила Бетке болтать такой вздор; но когда другая служанка, Ворша[25], сказала, что это Мойжиж Побирало, то бабушка уже на это ничего не ответила. А все-таки этот Мойжиж был, должно быть, дурной человек, потому что он детям казался страшным, хотя они и не верили, что у него в мешке дети. Летом, когда господа жили в поместье, дети видели иногда красавицу княгиню, едущую верхом и сопровождаемую свитой. Мельник, увидев ее, сказал однажды бабушке:
— Мне кажется, что это Божья метла (звезда, комета), за которою тянется хвост.
— Между ними есть разница, пан-отец: Божья метла предвещает людям несчастие, а эти господа приносят всюду счастие, где ни появятся, — возразила бабушка.
Пан-отец, по своей привычке, повертел между пальцами табакерку, ухмыльнулся и не ответил ей ни да, ни нет.
По вечерам приходила навестить бабушку и детей Кристла, дочь содержателя гостиницы возле мельницы, девушка розовая как гвоздичка, резвая как белка и веселая как жаворонок. Бабушка всегда была ей рада и рассказывала ей что-нибудь смешное, потому что Кристла любила смеяться.
Кристла прибегала всегда только на одно словечко; охотник останавливался; мельник приходил на минутку; мельничиха же, если уж забиралась в Старое Белидло, то не иначе как с веретеном на посиделки; охотничиха приходила в гости и приносила с собой своего маленького ребенка; когда же жена управляющего удостаивала семью Прошка своим посещением, то пани Прошкова всегда говорила: «У нас нынче будут гости».
При этом бабушка с детьми всегда уходила; она не способна была ненавидеть кого бы то ни было, но управляющиха ей не нравилась, потому что держала себя выше своего звания. В первое время, когда бабушка только что переехала к дочери и еще не познакомилась ни с домашнею жизнью, ни с окружающими людьми, пришла однажды управляющиха еще с двумя госпожами. Пани Прошковой не было в это время дома. Бабушка, следуя своему обыкновению, попросила гостей сесть, и принеся хлеб-соль, подала ее гостям с чистосердечною просьбой, чтобы важные барыни сами распорядились угощением. Важные барыни поблагодарили с презрительно вздернутыми носами и насмешливо переглянулись, как будто хотели сказать: «Ах ты простачка, за кого ты нас считаешь?» Войдя в комнату, пани Прошкова тотчас заметила, что бабушка поступила против обыкновения гостей, и по уходе их сказала матери, чтоб она таким госпожам не подавала хлеба, потому что они привыкли к иным вещам.
20
Лаба впадает в Северное море - мелководное море Атлантического океана, омывающее берега северной Европы.