И вот мне снилось после бабушкиной смерти очередное собрание нашей семьи. Все оживленно болтали на совершенно скучные темы. Я безучастно ковырял вилкой в тарелке, пока не заметил среди гостей бабушку, невозмутимо пившую вино или, может, шампанское. Меня поразило, с каким спокойствием она находилась среди нас, не понимая, сколь ненормально ее присутствие.
- Бабушка, что ты делаешь? – обратился я к ней. Она посмотрела на меня, чуть вскинув брови. – Тебя ведь не должно здесь быть!
И она снова давилась смехом, а меня трясло от ужаса и непонимания, что происходит, как такое вообще может происходить? Я бежал прочь от гостей, но ее смех настигал меня всюду.
Это в кино впечатлительные особы просыпаются после кошмара с криком и в ледяном поту. Я же открывал глаза, и мое сердце билось спокойно, будто за секунду до пробуждения я не был свидетелем абсурдных, гротескных сновидений. Мне было любопытно, как избавиться от назойливого кошмара, и когда я не нашел иного способа, я всё же отправился в первую же церковь, которая ближе всего находилась к моему университету, и поставил там свечу за бабушку. Я не крестился в суеверном страхе, не читал молитв, не просил у Бога ничего. Ритуал, который я справил, отличался настолько грубой простотой, что истинно верующими людьми мог быть воспринят, как богохульный.
Однако же он подействовал. На какое-то время бабушка перестала мне сниться. Жизнь пошла своим рутинным чередом, я и думать забыл о кошмарах.
Не помню, но кто-то меня спросил – неужели я так не любил бабушку, так не ценил ее заботу, что относился к ней столь холодно и никогда не приносил цветы на ее могилу. Я не люблю, когда лезут мне в душу и расспрашивают о чувствах. Все упреки в бессердечности я оставлял без внимания.
Лицо бабушки всегда вспоминалось мне довольно ярко и отчетливо. Маленькая голова, тонкая линия рта, крупный нос, брови, приподнятые в постоянном удивлении. Взгляд бабушки был обращен на собеседника, но в то же время сосредоточен куда-то вовнутрь. Не знаю, вероятно, я всегда чувствовал отчуждение между мной и ею. Чувствовал, что я чужой.
Дедушка умер через четыре года после бабушки. К тому времени я отучился и вернулся в родной город. Дедушка жил совсем один в просторной четырехкомнатной квартире. Каждый день кто-нибудь из близких приходил к нему – принести еду, отправиться с ним на прогулку или же просто провести время рядом. Разговаривать с дедушкой было сложно – память уже подводила его, он иногда путал своих детей с внуками.
Я тоже навещал его. По большей части мы молчали. Уверен, ему было легче и светлее на душе, когда кто-то хотя бы вот так просто сидел с ним и молчал. Дедушка полулежал на диване в гостиной и долго смотрел в одну точку. Я читал с ним газеты, включал ему телевизор, но дедушка безмолвствовал. Какие мысли посещали его голову, я не знал. Кажется, он только-только ухватывал нить своих рассуждений, а она уже ускользала от него, растворяясь в забвении навсегда.
Он умер в больнице, когда пришло время. Он был очень старенький, так что я ничуть не удивился, когда это случилось. Его похороны собрали нашу большую семью, включая родственников, давно живших за рубежом. Подготовка, отпевание, погребение и поминки прошли быстро и незаметно. К концу жизни дедушка был бесплотнее собственной тени. Его уход поначалу никак не повлиял на меня.
Однако вскоре дедушка навестил меня во сне, как и бабушка. Я помню причудливое видение, в котором наша семья собралась на окраине леса. Вроде бы мы хотели пойти на шашлыки, но шло время, мы стояли в оцепенении безо всякой причины.
И тогда вдалеке появился неясный силуэт. Он был тощим, неестественно длинным и приближался неровным шагом на странно сгибающихся ногах. Казалось, он сейчас рассыплется под порывом воображаемого ветра. Я еще не разглядел лица незнакомца, но холодная дрожь уже пробежала по моей спине, а ноздрей коснулся сладковатый запах свежевскопанной могилы. Я догадывался, чьи черты мне всё не удается разглядеть. Когда он приблизился, мои страхи подтвердились.
Мой оживший дедушка шел, одетый в вычурный и старомодный костюм-тройку, в трясущихся руках был пыльный помятый цилиндр. Его лицо было бледным и покрыто мелкими язвочками. Взглядом он словно просил прощения – в жизни у него всегда был такой взгляд.