Как Коба перевёз своего Самородка вместе с правительством в Москву — не знаю. Непонятно мне также, где он поселил своего компаньона. Скорее всего, на первых порах учёный кантовался вне кремлёвских стен. В секретных покоях Потешного дворца он водворился после. Когда у Кобы не осталось живых конкурентов, кроме Троцкого, да и на том уже лежала мета кровавой кавказской мести.
Возможно, Самородка сначала поселили в Горках, бывшей усадьбе Саввы Морозова.
Может быть, может быть… Не надо забывать об этих словах, ничего ведь не доказано.
Туда, в Горки, генеральный секретарь партии большевиков товарищ Сталин отправил умирать великого вождя товарища Ленина. Умирать без толкового диагноза (искали даже сифилис!), в кругу беспомощных немецких врачей с их идиотскими затеями — то удалить из руки каплановские пули — мол, отравляют организм, то всё отменить, оставить лишь прогулки и упражнения. Чаще всего их консилиумы проходили без результата, у опасливых немцев не хватало смелости принять хоть какое-нибудь решение.
Мозг Ленина тем временем угасал. Вождь страдал головными болями и переносил инсульт за инсультом.
По ночам Самородок заполнял свои бионосители знаменитой на весь мир ленинской мыслью. А Сталин печатал бюллетени о состоянии здоровья вождя пролетариата. А потом плюнул и печатать перестал.
Лэнин? Кто такой этот Лэнин? Ящик, присобаченный к голове осла?
А потом Самородок бросил отработанный материал, как, простите за каламбур, мозговую косточку, Институту Мозга, и там над ним долго ахали и удивлялись массе, объёму, и обилию пирамидальных клеток.
Двое, встретившиеся когда-то в Гори, Вождь и Самородок, шантажист и его жертва, добились вожделенной цели.
Первый, съевший всех, кто на своих плечах вынес его наверх, превратился в верховное божество. Сам о себе говорил в третьем лице: «товарищ Сталин» — не от того ли, что всеобщий бог-отец затмил мелкого и преступного главаря? Живой, в плоти и крови, Сталин благоговел вместе с остальными трудящимися перед своей виртуальной личностью. Государственный размах его решений весьма театрален, он приучал себя к этому размаху едва ли не насильно, однажды напялив маску главного владыки.
Второй, доведший своё открытие до совершенства, добровольно ушедший от общества в пещеру, но вместо неё получивший роскошную квартиру и прекрасно оснащённую лабораторию, бесконечно одинокий и никому не известный. Все, кто видел его, даже свидетели косвенных признаков его существования, уничтожались мгновенно, на месте. Он, конечно, мог выбрать в собеседники когда-то записанные интеллекты чужих мёртвых людей, от Бесо Джугашвили до Ильича. Но кто из живущих был бы счастлив в царстве теней?
А потом — страшно, страшно подумать — человечество сделало шаг вслед за опередившим века Самородком. Появились две новые дисциплины, посягающие на монополию Вождя. Две лженауки, две продажные девки капитализма, Шерочка с Машерочкой — генетика и кибернетика. Тут не до жиру, быть бы живу. Хрен с ней, с научной истиной! Проклинать, шельмовать, сажать и убивать посягнувших на тайное знание выскочек! Кампания по искоренению буржуазной заразы была в самом разгаре, когда Самородок понял, что дни его сочтены. За эти считанные дни он списал сам себя, применив свою последнюю разработку — запись на мозг попугая. Решение просто идеальное — говорящая птичка, компактный мозг и уникальный заменитель речевого аппарата.
Моя бабушка — да вот она, сидит в соседней комнате, поправляет шпильки в седом «валике». Так вот, моя бабушка в пятьдесят первом году была молодой талантливой аспиранткой в этом самом Институте Мозга. И этот статус был небезопасен для Эстер Иосифовны Иоффе в разгар борьбы с безродными космополитами, а также с морганистами и вейсманистами. И её, как водится, арестовали, обвинили, естественно, ни больше, ни меньше, в покушении на Сталина (не иначе, с целью заполучить для исследований великий мозг).
Выбраться из застенков Лубянки не представлялось возможным.
Но свершилось чудо. Бабушку освободили, и на чёрной «эмке» привезли аж в Кремлёвский дворец, а там началась фантасмагория. Вели её, передавая друг другу, десять пар топтунов, и последняя пара оставила её в небольшом уютном кабинете, куда не замедлил явиться Сам.
О, он долго искал среди арестованных умников кого-либо, кто был бы способен перенять науку Самородка. Он просматривал дела кандидатов лично, и просмотрел их сотни, пока на его стол не попало бабушкино досье. И вот, наконец, она перед ним, его опора на остаток дней. Худая, угловатая, с торчащими ключицами, горящими глазами и роскошными иссиня-чёрными волосами, закатанными в плотный валик.