На Севере же всем было наплевать на воротнички, ногти и волосы. Школьные платья не носили, поскольку был велик риск отморозить себе все, что только можно. Носили рейтузы, сверху какие-то штаны, обычно мужские. Свитера, телогрейки – в школе всегда было холодно. Раздевались только по случаю торжественных линеек, выступлений в Доме культуры и прочих важных мероприятий. Мерзли, стучали зубами, пели в хоре синими губами и играли на музыкальных инструментах не гнущимися от холода пальцами. Прическа наших учителей тоже не волновала. Например, Ирина Константиновна, учительница физики, всегда ходила в шапке, никогда ее не снимала. Мы даже гадали – какая у нее прическа, есть ли вообще волосы на голове? Физичка верила, что важно держать голову в тепле, тогда оно и по телу разойдется. Я ей поверила, когда мой сын, путешествовавший по Карелии на байдарках, говорил, что главное – спать в шапке.
Что еще я усвоила из своего детства? Капронки – капроновые колготки, тоже, кстати, большой дефицит и ну очень модно, – на юге совершенно невозможно носить. Они от жары прилипают к ногам, тут же появляются пятна пота и ужасный запах. Жарко в них так, что бежишь в туалет и сдираешь, забывая про затяжки и стрелки. На Севере эти же капронки прилипают к ногам уже от холода. И их невозможно снять с красных, опухших от обморожения ног. А снять очень хочется, хоть вместе с кожей – лишь бы избавиться.
На юге волосы всегда завиваются сами собой. Север даже намека на кудри не предполагает. Волосы висят унылыми соплями, жесткими и тусклыми. На юге ты хочешь спать от жары, зноя, проваливаясь в мутный сон. На Севере – от холода. То же мутное забытье, только без надежды проснуться. На юге можешь спать сколько хочешь – днем, вечером, – это считается нормальным: вздремнуть на полчасика. На Севере тебя начинают будить, там спать долго нельзя, это опасно. Надо двигаться.
На юге можно получить тепловой удар, на Севере – угореть от обогревателя. На юге – утонуть, захлебнувшись теплой морской волной, или позволить унести себя течением реки, но это не быстрый процесс, на Севере – умереть сразу же от погружения в ледяную реку.
На юге можно отравиться фруктами, на Севере – грибами. На юге боролись с мухами и комарами, на Севере – с тараканами. На юге белье выжаривалось на солнцепеке, на Севере выносилось на мороз.
На юге кормили обедом или ужином, варили кофе, на Севере – предлагали чай, конфеты, торт, что-то сладкое, полноценную еду, а кофе – никогда.
И главное отличие для меня. На юге были запахи – мяты, чабреца, тархуна, липы. Мяса или рыбы. Помидоров. Кажется, даже редиска имела запах. Зеленый лук пах удивительно, петрушка росла колосьями, а не жалкими пучками. Лук был красный, а не белый. На Север травы не завозили – невыгодно, слишком дорого. Помидоры и огурцы тоже попадали редко, под спецзаказ. Лук имелся, гнилой. На Севере отсутствовали все запахи, к которым я привыкла с детства. Вообще никаких не было – ни еды, ни вина, ни земли. Север не пах курятником и огородом, виноградной гроздью или кизиловым вареньем. Именно это меня потрясло больше всего. Когда у города, поселка отсутствует запах – старых домов, калиток, белья, которое сушится на веревке во дворе, не важно, – для меня это страшно. Я не умею жить в местах без запаха, без вкуса. Я помню, что каждый день умоляла маму уехать с Севера домой, в Москву. Лучше, конечно, к бабушке в южную деревню, но хотя бы в Москву, которая тоже имела свой запах – булочной, кондитерской, машин, автобуса, метро.