Одна беда - все попытки сделать из Марьянки актрису наталкивались на сопротивление отца. Женя не унаследовал материнского дара, но вполне перенял ее невероятное упрямство. И страсть возлагать надежды на детей. Так на Марьянкиных плечах оказалось сразу две большие надежды - папина и бабушкина.
Бабушкина была приятнее.
И именно ей суждено было разбиться первой.
Чем дальше, тем больше понимала Эльвира Эдгаровна с все возрастающей грустью, что не быть Марьянке актрисой. То, что у бабушки получалось легко и непринужденно, светло и трогательно - у Маськи выходило крикливым и капризным. То, что у Эльвиры Эдгаровны шло, казалось, от самого сердца - у Марьянки просто текло из глаз.
Да будь у внучки хоть крошечный дар, хоть завалящий талант, которого со скрипом хватает только на «Кушать подано» - Эльвира расшиблась бы в лепешку, добывая Маське место в театральном. Зиновий бы помог, Леня, да и старая грымза Азиза Робертовна наверняка все еще преподает... Да что там. В конце концов, не замыкается же все на сцене. Девочке нравится театр - путь и будет при театре: гример, художник по костюмам - подготовится за год и поступит.
А биофак - это... просто убьет ее.
Эльвира Эдгаровна прикрыла рукой глаза, репетируя, как после этих слов вздохнет и пустит слезу. Упрямства у них с Женей поровну. Но у нее есть один совершенно не убиваемый козырь.
Женя не выдержал.
- Ну, ладно, не так же все плохо, - сдавленно пробормотал он, положил руку на вздрагивающие плечи матери. По щекам Эльвиры Эдгаровны катились чистые как хрусталь, горькие как хина слезы.
- Женя, ты же видишь, твоя дочь бредит театром, - раздался в ответ на утешения тихий, но удивительно звонкий от едва сдерживаемых рыданий голос. - Марианне нельзя на биофак.
Женя хотел было возразить, но молочно-белый локон упал Эльвире Эдгаровне на глаза, и она мгновенно поправила его дрожащей старческой рукой, одновременно смахивая со скулы бриллиант слезы. Остался лишь укоризненный влажный след на щеке.
- Она не решается перечить тебе, - прошептала Эльвира Эдгаровна. - Ты прекрасный отец, Женя, а наша Масенька - хорошая дочь. Послушная дочь. Просто скажи, что она не обязана поступать на этот твой биологический. Она поступит - и из упрямства даже закончит его. Наша девочка превратится в одну из твоих одеревеневших лаборанток. Она станет ненавидеть свою работу, но продолжать ходить на нее ради папы, семейной традиции и пары бесплатных билетов в театр от вузовского профкома.
С отвращением выплюнув последнее слово, Эльвира Эдгаровна с горьким вопросом глянула на сына. Ее глаза блестели, готовые к новым слезам. Уголки губ замерли на самой границе между разочарованной гримаской и слабой улыбкой надежды, будто не в силах решить, в какую сторону двинуться.
- Мам, ты знаешь, что я никогда не заставлял Марьянку сдавать к нам на факультет...
Уголки губ дрогнули, чуть сдвинувшись вниз.
- Но я поговорю с ней. Поговорю... И...
Хлопнула дверь. Звякнул ключами брошенный у зеркала рюкзак.
- Па, Ба, я дома, - крикнула Марьянка, проходя на кухню. Со влажных вздохом распахнулась дверца холодильника. - Где моя фуа-гра с трюфелями? Жрать молодому организму охота, живот подвело...
- Руки помой, организм, - гаркнул в ответ Женя.
Эльвира Эдгаровна двинулась на кухню, лишь на мгновение позволив уголкам губ приподняться, сложившись в довольную полуулыбку.
- Марьянна, - сказала она ласково и властно, - я тут на днях говорила с нашей Рамоной Герардовной. Эта вертихвостка Катя опять вышла замуж, бедняжка Мона осталась без первой помощницы и вынуждена одна готовить костюмы для новой постановки.
- А Галина? - пробурчала Марьянка, готовясь растянуть рот под пирог с рыбой.
- Какой толк от твоей Галины? - всплеснула руками бабушка. - Она не знает, какой стороной иголку в ткань втыкать! Я подумала, может ты, раз уж все равно результатов ждешь, помогла бы Моне с костюмами...
- Ну как?
Пожалуй, в любой другой день Эльвира Эдгаровна выбрала бы другие слова. Эффектнее, ярче, осмысленнее. Но в этот раз ничего интересного в голову не приходило.
- Не, ба, по нулям, - отозвалась Маська, и даже по телефону было слышно, как у нее дрожат губы.
Хотелось спросить, кто принимал, что пошло не так, нельзя ли чего-нибудь сделать. Но бабушка была умной женщиной.
- Давай домой.
Маська ввалилась за порог, едва передвигая ноги. На сером лице - заплаканные глаза да опухшие губы. Бабушка затолкала внучку в ванную. Крутанула вентиль. Зачерпнула ледяной воды и потерла красные Марьянкины щеки. Хорошо, что Женя еще вчера утром укатил на конференцию в Тверь - есть время привести чадо в норму.