Виктор Николаевич перед фильмом, после лекции, играл на скрипке. Помню, что и серьёзную музыку (классику). Играл он хорошо. Мы ведь сравнивали его игру с аналогичной игрой по радио, где же ещё услышишь, только что в кино. Если он не привозил с собой скрипку, то перед началом лекции он с кем-нибудь играл в шахматы. Партнёром в шахматы у него был только Сыромятников Валентин, других специалистов на такую мудрёную игру у нас не было. Мы все болели, конечно, за нашего Валентина. Играли они, кажется, на равных. Иногда играл в шашки (тут уж партнёров ему было побольше), а иногда и в домино (совсем много было партнёров). В карты он, понятно, играть умел, но не играл, потому что рядом вертелись мы, которые школьники (а перед фильмом взрослые часто садились играть в карты, в «подкидного», называемого ещё и «дураком»). Дурной пример он подавать не мог. Ведь мы и в школе могли ляпнуть, что Виктор Николаевич играл в «подкидного» (в «дурака»). Кинофильмы, сколько мне помнится, он не смотрел, надо было ещё домой добраться по темноте, на велосипеде.
Когда брат пошёл учиться в Новосельцевскую школу, а я ещё учился в нашей начальной, либо во время, когда я год не учился, он рассказывал, что на уроке пения они с Виктором Николаевичем разучивали песню «Бородино» («Скажи-ка, дядя, ведь недаром…») по Лермонтову. Как у них получалось на разные голоса, с повторами. Их группа потом выступала с этой песней в клубе. Завидки тогда меня брали. А когда и я пришёл учиться, то всё ждал, когда и с нами Виктор Николаевич будет разучивать эту песню. Но такого не произошло. Мы же разучивали песню «В тёмном лесе», где «распашу я пашеньку» и «посею лён-конопель», но, к сожалению, хоть и «уродился лён-конопель», на поле «повадился вор-воробей». Тоже получалась и у нас многоголосая, тоже с повторами. Но очень хотелось спеть «Бородино», так, как рассказывал брат.
Если у В.Н.Бегового козырем была музыка, то у А.В.Лобова козырем было художество. Он был хороший художник. На доске мелом буквально в десятки секунд мог изобразить любого из нас, очень похожего. Дома у него были картины, которые он рисовал маслом на холсте. Говорили, что они были лучше, чем у Виктора Николаевича. Я, к сожалению, не видел картин ни того, ни другого.
Лобовы и Беговые жили в доме, в котором располагался школьный интернат. Вообще основные учительские дома находились рядом со школой, два дома, с подъездами с двух сторон. В одном доме с двух его концов жили Горовы и Птицыны. В другом доме, с конца, выходящего на подъезд Птицыных, семья учительницы Дедовой Веры Михайловны: она, муж (бывший учитель), сын и дочь, которая училась вместе с моим братом Фёдором), а с другого конца жили две семьи, в которых жёны наших учителей были врачами, взрослым и детским, работавшими в Новосельцевской больнице: Константина Николаевича (учителя ботаники, биологии и зоологии) и Сергея Тимофеевича (учителя физики). Жена Сергея Тимофеевича была детским врачом, которая и устроила мне в пятом классе перерыв в учёбе. Она даже в седьмом классе и в больницу меня на некоторое время положила, недели три продержала…
Скучно, понятно, было в больнице. Я уж попросился к ним домой (а они уже в то время получили для жилья дом рядом с больницей) взять что-нибудь почитать. У них была очень большая библиотека. Она посоветовала почитать Беранже, дала, к сожалению, один том. Не к сожалению дала, а к сожалению я взял. Потому к сожалению, что в больнице лежали взрослые и дети, все вперемешку. Отделений, понятно, никаких не было. Вот один из ребёнков и взял у меня эту книжку и порвал в ней одну страницу, оторвал лоскуток страницы. Мне очень неприятно и стыдно было возвращать такую, но, спасибо детскому врачу, она меня успокоила, всё, мол, бывает, что я могу и ещё взять что-то почитать. Я, конечно, извинился, сказал спасибо и убрался от греха подальше. Теперь в их семье, если сохранилась эта книжка Беранже, в одном из томов есть отметина, которая сделана моими молитвами…
Константина Николаевича мы звали Тамэтом. Это его такая присказка, «тамэт». Он, похоже, был из военных. Тогда ведь, кажется, что сразу после смерти Сталина, прошло некоторое хрущёвское сокращение вооружённых сил. Вот его, похоже, и уволили в запас. Он поступил на заочное отделение педагогического института. Их дети были ещё маленькие. Константин Николаевич был очень мнительный человек, знал за собой эту машинальную присказку, но ничего не мог поделать. Однажды он просит меня остаться (после урока). Говорит: «Зайцев, я тебя хочу попросить, тамэт, чтобы ты мне рассказывал, что и кто обо мне говорит в вашем классе».