Но всё-таки, я благодарен Андрею Ивановичу за его атеистические рассказы о войне. Мою книгу о религии «Заветные сказки» (эта книга опубликована в электронном виде в библиотеке ЛитРес) и посвятил именно ему, записав в посвящении, что она написана благодаря этому человеку…
Белова Валентина Ивановна – была наша бодрая и боевая школьная пионервожатая, всегда при пионерском галстуке. Кроме этого, она занималась и культурно-массовой работой…
Вот что мне было хорошо в Новосельцево, так это пользование библиотекой, не школьной, а поселковой. Я читал запоем всякие любимые мной исторические книги. Хорошо помню толстенную книжку «Звёзды Эгера», прямо размером чуть ли не с «Историю КПСС». Про автора не могу сказать ничего, помню только слово Геза и то, что автор – венгр. Я её даже несколько раз читал. Из детективов были рассказы про майора Пронина. Зарубежного детектива, по-моему, не было и в помине. Брал по разрешённому максимуму, по три книги. Очень нравились Пришвин и Мамин-Сибиряк. Читал Толстых (всех Толстых: Льва, Алексея и Алексея Константиновича), Горького, Чехова (из Чехова любил только его рассказы), стихи и прозу Пушкина, Жуковского, стихи и прозу Лермонтова, Джека Лондона, немного Хемингуэя, что было в библиотеке, «Робинзона Крузо» Д.Дефо, рассказы Шолохова, его «Тихий Дон» и «Поднятая целина». У Шолохова было много просто страшных рассказов, про голодовки. Читал Гоголя, тоже вещи не очень спокойные для чтения в таком возрасте. Просто даже, надо сказать, – страшные. Любил читать книги про войну. Тогда только что вышла хорошая книга «Живые и мёртвые» Константина Симонова, входившая в его трилогию о войне.
Часть книг приносил и домой, в Куст, почитать на каникулах. Зимой, когда ощипывали коз, я что-то читал вслух для всех, кто занимался ощипыванием. Коза, мне кажется, тоже слушала, даже покряхтывала от удовольствия. Вслух я читал, помню, Куприна «Молох», Флобера «Госпожа Бовари». Тоже вещи не совсем детские, как и некоторые рассказы Шолохова или Гоголя. «Трёх мушкетёров» в Новосельцевской библиотеке не было, поэтому я о них узнал позже, уже учась в институте. Да и вообще, с господами Дюма, а также и с другими иностранцами, в библиотеке был большой недостаток, как, вероятно, отголосок недавнего сталинского времени. Известен, ведь, существовавший тогда строго пролетарский принцип отбора писателей, произведения которых можно было допустить для чтения нашими советскими людьми, строящими прекрасное общество равенства и братства. Во всяком случае, усилиями партии и правительства, отчаянно и сломя голову стремящиеся к этому.
Кто-то из родственников Михаила Алексеевича, хозяина нашей съёмной квартиры, подарил ему Новый Завет, хорошо изданный (без картинок) на очень тонкой бумаге. Я его тоже немного читал. Тексты в нём были параллельные: на древнерусском (старославянском) языке и на дореволюционном языке с той же грамматикой. Нравилось мне сопоставлять оба текста и переводить не совсем понятные древнерусские слова. Дядя Миша и тётя Маша этого Нового Завета, мне кажется, и не читали. Написано мелко, да и не очень понятно. В Бога они верили, я думаю, только приблизительно, иконы у них были, но в сенях, в церковь не ходили, хотя для них это было не очень далеко. Оба разговаривали и с ненормативной лексикой, не обращая на нас внимания. Курили самосад. Но это ничего не значит, потому что люди они были добрые и человечные…
В Новосельцево была баня, редкость для наших степных мест. Поэтому мама всегда просила нас с братом сходить в баню, чтобы дома потом не устраивать купаний. Это было немного сложно, помыться дома зимой. Баня для детей работала по четвергам, поэтому для нас как раз было удобно: в четверг помылся, а в субботу после занятий – домой. Но это было только зимой, когда мы стояли на квартире, а когда ездили на велосипедах, то мылись, естественно, дома…
Часто зимой после уроков приходилось, особенно в старших классах, оставаться для заготовки дров. Мы их сами пилили двуручной пилой, потом колуном кололи на чурбачки и складывали на улице или в школьном сарае в поленницу. В школе в каждом классе была своя печка, кирпичная, цилиндрическая, оправленная железом, как в помещениях железнодорожных вокзалов того времени…
Но это всё же лучше, заготавливать дрова, во всяком случае – для меня, чем оставаться осенью или весной для уборки класса. Зимой с этим больших проблем не было, поскольку не было такой грязи как, например, после осеннего или весеннего дождя. Про сменную обувь речи не было, в чём пришёл в школу – в том и сидишь на уроках. Грязь с обуви очищали при входе в школу о скребок, но всё-то не счистишь, что осталось – то просохнет и, в свою очередь, останется в классе. После уроков дежурные только подметали пол, но не мыли. А мыли пол начисто по субботам, после уроков. В каждом классе была установлена очередь, полной уборкой занимались обычно четыре-пять человек. Примерно один раз в полтора месяца и доставалось каждому отдежурить свою очередь. Кроме этого, по очереди мыли и школьный коридор. Уборщице с этим было сложно справиться, хотя она делала это каждый день, но для сравнительно генеральной уборки пола у неё уже к концу недели не оставалось сил.