Поскольку церковь от нашей деревни была далеко, а родившихся детей-то всё равно крестили, хотя во время правления Н.С.Хрущёва довольно плотно занимались теми, кто общался с церковью. Так вот, бабка Варя однажды крестила у кого-то зимой ребёнка. Это мог делать любой сам крещёный, с чтением определённых простых слов, крещается, мол, такой-то раб божий во имя Отца и Сына и Духа Святого, аминь. И так три раза, того и достаточно.
О них с её дочерью Клавдией в нашей семье до сих пор живёт один их разговор между собой.
– Клавка, ты-ба за водой сходила, што ля!
– Сама сходи. Намного ты старше меня-то?
Не очень намного старше своей дочки была бабка Варя, лет на шестнадцать.
Своего колодца у них не было, и они пользовались нашим. А идти-то к нему в обход нашего дома. Зимой – по сугробам, без дорожки. Мало складного с ведром или двумя вёдрами воды.
Ходила тётя Клава как-то по каким-то делам в районный центр, который находился от нашей деревни в пяти километрах (тогда нашим районным центром было Новосельцево). Возвращается домой, по дороге нагоняет её на двухместном тарантасе местный небольшой начальник. Терентием его звали. Тётя Клава и говорит:
– Лаврентий Ильич, подвези-ка меня до деревни. Ноги уж не идут. Уморилась совсем.
– Садись, подвезу, конечно, только я не Лаврентий, а Терентий.
– А-а! Всё равно. Они друг от друга недалеко живут.
И ещё одна история про Жбановых, прямо сказочная. Сын тёти Клавы, Николай, уехал в Москву, устроился на работу, женился. Вот как-то собралась тётя Клава навестить их. Продуктов взяла деревенских, что было тогда им возможно по их достатку, села в поезд в Плотниково и прибыла на Казанский вокзал, на площадь трёх вокзалов. Не думала она, что Москва – это не Молоково (соседняя с нами деревня по пути из нашего Куста в Новосельцево), где и улица-то всего одна, да и на улице этой всех знаешь. А тут – кругом дома каменные, народ вокруг тебя идёт в разные стороны, тем более – у трёх вокзалов, здесь всегда столпотворение, в любые времена. Совсем растерялась. Что делать? Адрес, конечно, с собой был, вероятно. Но тут до адреса, что ли? Вот она и спросила первого попавшегося ей на глаза: «Милок, ты не знаешь, где тут Колька Жбанов живёт?»
А Колька-то совсем и не Жбанов, а Сумин. Это подворье у них, как я уже выше говорил, – Жбановы, тем более – в нашей деревне и совсем даже не в Москве.
А этот «милок» и говорит: «Знаю, поедем, отвезу».
И доставил нашу путешественницу прямо к Кольке на квартиру. Оказалось, что они друзья, вместе работают. Вот тебе и Москва, деревня большая. Но все друг друга знают. А как же? Тем более – Кольку-то Жбанова. Кто же его в Кусте или деревнях соседних не знал? А тут, подумаешь – Москва! Дело какое!
Кстати, с этим Колькой случайно и отец мой встретился в Москве, на ВДНХ. Родители жили уже в Московской области. Отец поехал на ВДНХ, в основном в павильон «Пчеловодство» (он работал в то время в совхозе пчеловодом). А Николай Сумин работал электриком на ВДНХ. Так и получилось: «Здравствуй, как живёшь?» И ведь узнали же друг друга, хотя не виделись больше, вероятно, тридцати лет…
И вот приезжает тётя Клава из Москвы из гостей, рассказывает, как она у них чаю напилась с сахаром. На столе солонка стояла с мелкой солью белого цвета. У нас-то в деревне никогда такой соли не было. В нашем деревенском магазине была только серая, да ещё и комками. Эта соль была насыпана прямо на полу, в отдельном закутке – заходи и набирай, сколько тебе требуется, только резиновые огромные сапоги надеть надо было, прямо на свою обувь, в них и заходили в этот закуток. Вот тётя Клава и насыпала себе в чай этой московской соли как сахару, да и побольше, чтобы уж послаще было.
Да мало ли что ещё можно рассказать про тётю Клаву. Как, например, она на самолёте прокатилась.
В то время у них на постое был очередной председатель нашего колхоза. Очередной потому, что одно время, перед самой организацией совхоза, до 1959 г., у нас очень часто, чуть ли не каждый год, менялись председатели. Никак не налаживалась колхозная жизнь. Думали, что виноват в этом председатель, а не сама система. Прямо никак не мог большевизм признаться, что эти неурядицы с колхозами только от него. Так вот, в последнее время были уже не свои председатели, местные, а привозные, поэтому у них здесь жилья не было, их и ставили на постой к кому-нибудь. За это тоже полагались трудодни.
Прилетает как-то самолёт, «кукурузник», двукрылый. Садится у нас на лугу перед нашим домом, да и перед домом Суминых (Жбановых) – они тогда были нашими соседями. Вся деревня собралась посмотреть на такое, понятно, чудо.