Вместо изъятой из обращения для заготовки льда силосной траншеи, силос стали закладывать непосредственно у коровника в открытый бурт, который, по мере доставки силоса (а его получали непосредственно в поле во время скашивания кукурузы и отделения от стеблей початков) закатывали трактором со скреперной навеской. Сверху бурт закрывался соломой. Силос интенсивно перепревал, выделяя большое количество тепла. Так что и зимой, в сильные морозы, от бурта шёл пар, а внутри он разогревался до такой высокой температуры, что рука не могла её терпеть. Запах от бурта исходил просто тошнотворный, во всяком случае – для меня. Но мы часто зимой приходили к бурту погреться, да и побегать по нему. Вверх-вниз и – радуйся! На санках или лыжах, естественно, с бурта не катались, потому что для такого катания, понятно, должен быть снег. А откуда на горячем бурте снег? Да он и был иногда, в довольно сильный мороз, только очень тонким слоем, который под ногами проламывался…
Если от тока пройти вправо (на запад) метров пятьдесят-шестьдесят, да ещё спуститься вниз (на север) тоже метров на пятьдесят-шестьдесят, то как раз можно было попасть и к нам, на наше поместье. Магазин находился примерно на одной четверти нашей деревни, если в деревню идти от нашего дома, но не считать расстояния от нашего дома до крайнего дома деревни. Крайние дома деревни (Объедкиных, Поздновых и Вилковых) получались примерно на уровне электростанции, от границы, определяемой восточной стороной тока. Порядок домов проходил от магазина метрах в тридцати.
Ток на этом месте находился не всегда, это сооружение сначала размещали поближе к полям, с которых убирали зерно (в распутицу легче перевозить). Одно время ток сделали на лугу напротив нашего дома, на таком же расстоянии на юг, но напротив дома. А потом, я думаю, что из-за кукурузы, зерновые сократили, зерна стало поменьше, да и техники постепенно прибавилось, легче стало управляться с зерном.
Раньше, я вспоминаю, в колхозе у нас была только одна грузовая машина – полуторка военных времён. Потом вместо неё появилась и другая, новая, мощностью уже в три тонны. Шофёром на той и другой работал Мамонов Василий Тимофеевич (в простом произношении – Васильтимофев), дом которого находился в конце деревни, противоположном от нашего дома.
Василий Тимофеевич родился в 1913 году. На войне тоже был шофёром, подвозил на боевые позиции боеприпасы. Воевал он в 542 отдельной автотранспортной бригаде 10 Гвардейской Армии Западного фронта. Был ранен. В 1943 году награждён медалью «За боевые заслуги», а в 1985 году – Орденом Отечественной войны II степени…
Деревенская электростанция появилась во время проката на деревенских экранах фильма «Тихий Дон». Я так говорю потому, что этот фильм в нашей деревне показывали как раз во время строительства электростанции, в её деревянном срубе (в нашем саманном клубе в это время шёл ремонт). А фильм вышел в прокат в 1958 г. Но это в прокат в городах, а в деревнях все эти показы проходили несколько позже, пусть даже в 1959 г. К появлению такого важного объекта, как электростанция, и был построен новый коровник, с учётом планируемой автоматической дойки. Да и воду из колодца стали доставать не вручную, воротом, а насосом, подавать её в автоматические поилки. Электричество подвели и в дома рабочих совхоза (в это время был уже совхоз), используя для этого телефонные столбы, которые подходили к правлению со стороны Плотниково, с дальнего от нас конца деревни. Часть недостающих столбов по деревне поставили дополнительно, но к нашему дому подводить не стали. Из-за одного дома-то огород городить! Так мы и жили, при живом электричестве с керосиновой лампой. Теперь электричеством освещались и по ночам не только коровник, конюшня, телятник, правление отделения совхоза, клуб, но и ток. Днём генератор тоже включали, для дойки…
Самое, пожалуй, интересное для нас, ребятишек, сооружение – конюшня. Она из тех ещё дальних колхозных времён, со старой соломенной крышей, насквозь продырявленной воробьиными гнёздами. Да нас, пожалуй, больше интересовало не это ветхое здание, а то, что внутри него. Лошадей было много, много и молодняка. Всех взрослых лошадей мы знали по именам (кличкам), знали и норов каждой из них: к какой можно было без опаски подойти, погладить; с какой лучше было не связываться – могла и укусить; какая могла и лягнуть, если подойти сзади; какая даётся свободно запрягать, а какая и противится этому.
Для получения молодняка к нам часто привозили (самоходом, конечно) какого-нибудь племенного жеребца (его с конезавода доставляли в специальном вагоне до Плотниково, а потом «пешком» до нашего колхоза или совхоза. Неимоверно красивого, прямо скакуна. Помню одного такого, серого цвета. Его каждый день объезжали на специальной двухколёсной тачанке (как на лошадиных бегах). Не объезжали, а выгуливали. Занимался этим наш человек, Ситин Егор. Деревня в одну строчку, не разбежишься, а перед нашим домом, на хуторке, простор, степь да степь кругом, тогда ещё не распаханная под кукурузу. Вот этот наездник Егор перед нашим домом и выгуливал очередного жеребца. Один раз какой-то довольно норовистый жеребец разнёс вдребезги коляску (одноколку), Егор довольно сильно пострадал, но не сдался. Выздоровел – и снова за эту работу.