Дядя Миша («дед Мишка») до революции, да и потом, во время НЭПа, ещё молодым, работал у какого-то коннозаводчика, а на ярмарке коннозаводчиков в Новосельцево был маклером по продаже лошадей.
А то усядутся в карты играть, в «дурака». До посинения, со счётом, кто больше остался, с обидами. Андрей Иванович с ними часто играл. Он играл без обид, но с азартом, игра всё-таки. Когда Андрея Ивановича не было, а вдвоем хозяевам было не так интересно играть, то приглашали меня, пацанёнка. Играл. Только шторы завешивали, чтобы в окно с улицы не увидели. Учительские дома стояли как раз напротив дома наших хозяев. Брат мой никогда не играл, не любил. А я в карты до сих пор люблю играть, в преферанс ли, в «дурака» ли (подкидного) или ещё во что. Оттуда, наверно, и пошло.
Вообще у наших хозяев компания была весёлая. Часто они собирали своих родственников на великие и малые церковные, государственные и свои (местночтимые домашние) праздники. Обязательный сбор был на именины Михаила Алексеевича, на Михайлов день (день Архистратига Михаила), который празднуется 21 ноября. Тем более, что в этот день в Новосельцево престольный праздник, по бывшей деревянной церкви Архангела и Архистратига Михаила. Её закрыли одновременно с главной церковью Покрова, что находилась в Рудовке. При нашей учёбе остатки этой церкви были клубом. Тётя Маша рассказывала, что когда закрыли эту церковь, то часто в её подвалах слышали плач Богородицы (вероятно, имелась в виду местночтимая Вышинская икона Богородицы).
Выпивали у них, конечно, потом пели песни. (Из спиртного у них была только водка и вино – портвейн, сухое вино им не нравилось. Самогон они не изготовляли, как говорил Михаил Алексеевич, не надо, мол, связываться с государством, дороже выйдет.)
Михаил Алексеевич всегда был дирижёром. Такт задавал правой рукой со средним коротким пальцем, который где-то отхватило ему в пору его бурной молодости. И чтобы ни-ни! Ни вперёд не заскакивать, ни назад. А песни пели очень разные. «Пряху», например. Но дядя Миша всегда в ней вместо «В низенькой светёлке…» обязательно пел, и все за ним, «В низенькой халупке…». (Это как в недавней телевизионной передаче в сентябре 2020 года в конкурсе «Голос 60+» один из конкурсантов спел вместо «Живёт моя отрада…» «Живёт моя красотка…», на что ему сделали замечание. Но «деду Мишке» никто замечаний не делал, все пели за ним, как и он, потому что никакие возражения не принимались.) Песни «Ой, мороз, мороз», разные про ямщиков, «Коробейники», простые и с другим лексиконом, не совсем нормативном. Пели «Хаз-Булата удалого», про Стеньку Разина, про бродяг («Славное море священный Байкал», «По диким степям Забайкалья») и другие, как их называют – «застольные». Но это я сейчас, почему-то, обратил внимание на то, что они пели и песни, которые в деревне за столом тогда не пели, да и сейчас не поют. «Отцвели уж давно хризантемы в саду», «Москва златоглавая», «Ах вы, кони, мои вороные», «Дремлют плакучие ивы» и другие. У них я услышал впервые «Серенаду» на слова Владимира Соллогуба («Накинув плащ, с гитарой под полою…»). Поскольку эта песня весьма редко исполняется, то я приведу её слова.
Накинув плащ, с гитарой под полою,
К её окну приник с тиши ночной,
Не разбужу ль я песней удалою
Роскошный сон красавицы младой.
О, не страшись меня, младая дева!
Не возмущу твоих прекрасных снов
Неистовством разгульного напева –
Чиста и песнь, когда чиста любовь.
Я здесь пою так тихо и смиренно
Лишь для того, чтоб услыхала ты,
И песнь моя есть фимиам священный
Пред алтарём богини красоты.
И, может быть, услышишь серенаду
И из неё хоть что-нибудь поймёшь,
И, может быть, поющему в награду
«Люблю тебя» – сквозь сон произнесёшь.
Пели и другие романсы на несколько голосов, которые я после только через большое время и услышал. Скорее всего, что эти песни пришли из их прошлого, из родительских домов времён «до революции». А уж эти деревенские застольные песни наложились на старые в связи со сменой политического климата. По дяде Мише не так видно было, что он из бывших богатых. А вот на его сестре, Любови Алексеевне, это было написано. Да и все они грамотные были, и, несмотря на матерные слова, проскакивающие в их разговоре, говорили складно и по делу. И уж как им было не материться, если у них на памяти, ещё совсем недавно, были их богатые дома? Прямо здесь же, в Новосельцево.
И ещё одна особенность, отмеченная в рассказе Фазиля Искандера «Начало» в отношении москвичей: