Я много в детстве читал и видел правильные слова, сравнительно грамотно писал, в кино слышал правильное произношение. И неправильное, своё, ближе к нам, как, например, в «Тихом Доне». И вот когда я стал учиться в Москве, пришлось вспоминать слова идёт без мягкого знака, да ещё и непривычно для себя их произносить. А с ударениями просто беда, кстати, до сих пор. Вот тут уж кино, действительно, величайшее из искусств. Всё-таки, одно из многих величайших…
Фильмы нам привозили один раз в неделю, в субботу или воскресенье, а также и по государственным праздникам. Потом, в конце 50-х, стали показывать по два фильма в неделю, да ещё часто в тот же день, с отдельным показом, и детские фильмы привозили. Или показывали отдельно детям и взрослым один и тот же фильм. Но это уже стало попозже, когда в нашей деревне появилась своя электростанция. А до этого электричества в деревнях наших не было, соответственно и в клубах. Кино крутилось от бензинового движка, который привозил с собой на телеге киномеханик. Движок, конечно, как и любой такой же механизм, работал не всегда удачно. Но механизаторов было много, тут же собирался на улице у движка при фонарях консилиум, обсуждалось положение текущих дел с движком, понятно, с использованием той самой лексики, которую называют ненормативной (вероятно, она лучше помогала справиться со случившейся поломкой). Прожигали свечи, прочищали карбюратор, зачищали щётки. А бывало, что так и не могли запустить. Значит, кино – до следующего раза, окончание, если не знаешь, додумывай сам. Киномеханик в таких случаях удручённо говорил:
– Вот возьму с капиталки движок – эт наверняка работать будет.
Он так и говорил, «эт» вместо «этот» или «тот».
Приходилось и с отремонтированным после капиталки движком фильмы смотреть, но больше запомнилось: тёмная ночь кругом, у движка возятся специалисты, в чувство его приводят, фонарики светят, переговариваются, с матерком, конечно, как я уже говорил. Куда же без этого, если «искра» куда-то потерялась.
Первоначально киноаппарат находился непосредственно в зрительном зале. Во-первых, он довольно сильно стрекотал, а во-вторых, занимал довольно много места, очень дефицитного, практически целый лабораторный стол. Вскоре для него специально пристроили в торце клуба саманную будочку с окошком в зрительный зал, а рядом, тоже саманный, небольшой домик для движка.
А во время вынужденного перерыва, пока движок приводили в рабочее состояние, – танцы. Если хорошая погода, то на улице, тут же перед клубом, если плохая, то в клубе, при свете керосиновой лампы или такого же фонаря, на пятачке перед экраном. Танцы под балалайку или гармошку, что окажется в этот раз под руками. Сначала была балалайка. Но потом появился гармонист, с претензией на первого парня в деревне. В первое же своё появление гармонист выяснил с имевшимся уже первым парнем, но балалаечником, кто из них первый. В результате от балалайки остались щепки, а гармошка заблаговременно была передана в другие руки, потому и сохранилась. Я думаю, всё-таки, что битва была не за первую скрипку на танцах, но вот так сохранилось в памяти. Позже, при электричестве, танцы проходили под радиолу, а на улице, после кинофильма, под ту же гармошку.
В нашем клубе была ламповая радиола «Дайна», которая работала от электрической сети. Значит, приобрели её после того, как построили деревенскую электростанцию.
Это тоже развлечение, да ещё какое! Полный клуб родителей-дедов-бабок. Во-многом и с дальним прицелом: с кем часто танцует их сын-внук или дочка-внучка? Кого он пригласит, и кто пригласит её? А то при свете, а не в темноте на улице, их сын-внук впервые вышел танцевать. Может быть, неуклюже ещё, а больше от стеснения, но это неважно, научится. Главное – вышел, а ещё главнее – с кем. А научиться правильно танцевать было просто необходимо. Танцев было несколько разных, и все они должны исполняться вполне определенными движениями и перемещениями на сравнительно маленькой площадке. Это не то, что сейчас. Посмотришь, вышел танцевать парень с девушкой. Казалось бы – в паре, а танцуют каждый особо, не связанно с партнером. Причем, танцуют-переминаются, под любую музыку и практически любой её ритм. Одно и то же, что вальс, что марш похоронный, что «металл». А там, в клубе, вальс, это вальс, с определенным ходом и кружением, танго – это танго, падеспань – это падеспань, страдания – это страдания, даже с припевками и особым пританцовыванием (например, как в фильме «Свадьба с приданым»; с такой, положим, припевкой: «У Мотани двери сняли/И корову увели/А Мотане приказали/Никому не говори»; или такой: «У маво у дарагова/Очень маленький носок/Восемь курочек садяться/И девятый петушок).