Если уж вышел танго танцевать, то его и танцуй, иначе тебя партнер не поймет, куда ты хочешь дальше шагнуть, ему на ногу, или соседнюю пару сбить. Тем более, что и движение нескольких пар в стесненных условиях клуба должны быть вполне упорядоченными, согласованными, для каждого вида танца своими, а иначе получится клоунада, как на арене цирка.
После фильма танцы чаще продолжались не у клуба, а на Хорьковом лугу, на «пятачке», это место так и назвали, через дорогу от дома Хорьковых, чему, понятно, хозяин и его семья были несказанно рады. А может быть, и на самом деле рады. Протянутся танцы до утра, не надо беспокоиться о своих пчёлах, охрана тут же, рядом. (Пчёлы в нашей деревне были только у четверых хозяев: у Зайцевых, Фроловых, Силиных и Хорьковых.)
Этот луг летом и лугом-то назвать было нельзя, травы на нём уже не было, а после дождей и зайти на чернозёмный «пятачок» было проблематично. Тогда уходили в другое место, немного дальше, за деревню, на «пятачок» между Кустом и Верблюдовкой…
До реформы 1961-го года билет на фильм для взрослых стоил два рубля, а для детей – пятьдесят копеек. После реформы билеты стоили соответственно двадцать и пять копеек. Если фильм был только для взрослых (где целуются, понятно), то детям привозили специальный для их возраста фильм. Но мы старались попасть на оба фильма. Правда, если родители приходили на «взрослый» фильм с детьми, то им это разрешалось, но билет на ребенка в этом случае стоил тоже двадцать копеек. Разве только мог состояться разговор с учителем, но не начальной уже школы, а Новосельцевской. Примерно раз в месяц из Новосельцевской школы приезжал к нам на велосипеде Беговой Виктор Николаевич с лекцией об очередном международном положении, о неустанной (то есть она даже совсем и не уставала) заботе партии о нас, с ответами на вопросы. Ответов не было, потому что вопросов и не задавали. Боялись ещё близких и памятных сталинских времен. Ведь был же у нас такой случай (да таких случаев можно набрать в нашей стране на многотомное издание). Висела в правлении колхоза известная репродукция картины-плаката «Сталин – наш кандидат в депутаты Верховного Совета», на которой был изображён Сталин, с шинелью через руку, на фоне необозримых полей России. Вот один из наших остряков и сказал: «Вот, пошёл продавать последнюю шинелку».
Кто-то из односельчан донёс, и его забрали отрабатывать за эти слова.
Иногда Виктор Николаевич привозил скрипку, играл классику и танцевальную музыку. Конечно, можно было бы и песни попеть перед фильмом, но вот просто так, ни с того ни с чего, запеть казалось странным (но самым странным было то, что это казалось странным). Свадьба, там, например, или праздник какой, да ещё после рюмочки. А так – лучше послушаем, что там другие изображают.
Я просто не помню, чтобы у нас в деревне просто так зазвучала бы вечером песня. Это случилось только тогда, когда отделение нашего совхоза, наше, 2-е отделение, для уборки урожая набрало белорусских девушек. Как же преобразилась наша деревня по летним и осенним вечерам! На улице – песни до утра, да ещё какие! На разные звонкие голоса. Белоруски пели всякие песни, белорусские, украинские, русские. Два или три года они нас радовали. Последний год был 1965-й. Потом наша семья уехала в Московскую область, с тем всё и закончилось. После нас очень многие потянулись по разным местам России, оставив чернозёмные земли на произволение божие.
А нашей семье пришлось и позже, в Московской области, слушать эти песни, да и подпевать, потому что одна из этих белорусских девушек стала женой моего брата Фёдора…
Продолжим про клуб и кино. Вот этого названного выше учителя-скрипача, Виктора Николаевича, и боялись школьники. А без него – любыми путями-дорогами проникали, в конце концов, внутрь. Особенно тогда, когда киноаппарат переместился в кинобудку, за стену. В клубе от этого аппарата было шумно, да и место он занимал, как я уже говорил, дефицитное.
Помню, привезли «Тихий Дон» с Быстрицкой. Было это в 1959 г., потому что фильм вышел в 1958 г. В клубе тогда шёл ремонт, поэтому временно наш кинотеатр разместился в деревянном сосновом срубе, который предназначался под будущую электростанцию. Сруб только составили в первом варианте, без подгонки, поэтому между бревнами были щели. Нас, которые по возрасту до шестнадцати, естественно, не пустили на этот фильм, просто категорично – во всех трёх сериях хватало с избытком поцелуев и прочего другого, не для детских глаз. Даже с родителями было нельзя. Спецпоказ какой-то. Ну, мы эти щели и облепили. Нас намного больше оказалось, чем узеньких окошек. Смотрели в порядке очереди все три отпущенных дня, причем, вопреки установленному графику, три дня подряд, вернее, вечера. Взрослые ходили всей деревней, если уж кто только не при смерти. Если и нас ещё считать за стенами, то саму деревню можно было в это время полагать вымершей. Только беспокойный собачий лай с перепугу от исчезновения людей-хозяев.