– Куда же делись овцы и собака? — осведомился Вилем.
– Собака издохла, старые овцы тоже, маленькие выросли, и у них родились ягнята… Так, детушки, и ведется на белом свете: старое старится, молодое растет.
Дети пристально смотрели вниз, на долину; их воображение рисовало то рыцаря на коне, то заблудившуюся девочку …
Вдруг из леса выехала дама на прекрасной лошади и поскакала по долине. Ее сопровождал берейтор. На амазонке был темный жакет и длинная коричневая юбка, закрывающая стремена; вокруг черных локонов вилась зеленая вуаль, наброшенная на черную шляпу.
– Бабушка, бабушка, смотрите, рыцарша! — закричали дети.
– И что это вы придумали, нешто есть теперь рыцарши? Это госпожа княгиня, — промолвила бабушка, выглядывая из окна.
– Детям стало досадно, что это не рыцарша, как они подумали.
– Госпожа княгиня едет к нам наверх! - вдруг закричали они хором.
– Правда, правда, смотрите-ка. Орланд карабкается, будто кошка, — уверял Ян.
– Оставь меня в покое, даже и смотреть не хочу. Чего только эти господа не выдумают!… — бормотала себе под нос бабушка, оттаскивая внучат от окна.
Не прошло и минуты, как княгиня была на горе. Ловко соскочив с лошади, она перекинула шлейф через руку и вошла в беседку. Бабушка встала и почтительно поклонилась.
– Это дети Прошека? — спросила княгиня, оглядывая ребят.
– Они самые, ваша милость, — отвечала бабушка.
– А ты, верно, их бабушка?
– Мать ихней матери, ваша милость.
– Ты должна быть довольна, у тебя хорошенькие внучата … Вы слушаетесь своей бабушки, дети? — спросила княгиня ребят, не спускавших с нее глаз.
Те потупились и прошептали:
– Слушаемся …
– Я на них не жалуюсь… Вестимо, не обходится без проказ, да что поделаешь, ведь и мы не лучше были в их-то годы, — заметила бабушка.
Княгиня улыбнулась и, увидев на скамейке корзиночку с земляникой, спросила, где дети ее набрали.
Бабушка тотчас подозвала Барунку.
– Поди-ка, девонька, угости госпожу княгиню.
– Ягоды спелые, они по дороге насбирали, может, и понравятся вашей милости. Была я молода — любила поесть ягодок, а как умерло у меня дитя, ни одной больше в рот не взяла.
– А почему? — спросила княгиня, принимая от Барунки корзиночку с земляникой.
– Таков у нас обычай, ваша милость. Ежели умрет у матери ребенок, не ест она до Янова дня ни черешен, ни земляники. Говорят, о ту пору матерь божья ходит по небу и оделяет ягодами умерших детей. Тому дитяти, чья мать не стерпит и поест ягод, дева Мария говорит: «Тебе, малютка, потому мало ягод досталось, что твоя мать их съела.» Оттого-то матери и остерегаются есть ягоды. Ну, а кто дотерпит до Янова дня, тому и потом не трудно удержаться, — добавила бабушка.
Княгиня взяла было земляничку, спелую и красную, как ее губы, но после рассказа бабушки положила обратно в корзиночку.
– Не хочется … да и вам, детки, мало останется на дорогу …
– Ничего, госпожа княгиня, кушайте на здоровье, а то и домой возьмите вместе с корзиночкой, мы еще себе наберем, — торопливо проговорила Барунка, отстраняя протянутую ей корзиночку.
– Охотно принимаю ваш подарок, — сказала княгиня, улыбаясь простодушию девочки. — Но смотрите, завтра непременно приходите за корзиночкой в замок и бабушку приводите с собой. Хорошо?
– Придем, придем! — закричали дети без всякого стеснения, словно отвечали пани маме, когда она приглашала их на мельницу.
Бабушка хотела что-то сказать, но не успела. Княгиня слегка кивнула ей, улыбнулась детям и вышла из беседки. Передав корзиночку берейтору, она вскочила на Орланда и скрылась в зелени деревьев, как чудесное видение.
– Ой, бабушка, я никак не дождусь, когда мы пойдем в замок! Папенька говорил, что там у княгини столько красивых картин! … — воскликнула Барунка.