Выбрать главу

— Говорю, — мать спросить надо, прежде.

— Да уж я это улажу, дедушка.

— Ну, ладно, ладно!.. Мне он надоел порядком, да и неверный человек стал… Я таких не люблю…

— Так можно?.. Да?.. — взвизгнула я, бросаясь к нему. — Можно?..

— Мать спроси, мать раньше спроси, егоза!.. — усмехался дедушка. — А то ты больно много воли что-то над нами забрать хочешь!..

— Спасибо, дедушка. Вот вы какой хороший. А на Марью Ильинишну не сердитесь, она не виновата. И я ей сейчас об этом скажу, и вы помиритесь… Да?.. Хорошо?..

— Ах, торопыга, торопыга!.. — вздохнул дедушка с усмешкой и махнул рукой. — Что мне с тобой делать?..

XVI

Я вне себя от радости бросилась сообщить о своей радости маменьке, умоляя ее не отказываться от того, чтобы Великан Иваныч переехал жить к нам.

— Да, да? Вы позволите, маменька? — спрашивала я, не переставая ее целовать.

— Ах, Господи, — отбивалась она от меня, — да пусти меня, ты меня задушишь…

— Нет, вы скажите, — сделаете это для меня?

— Да еще, может-быть, папенька раздумает.

— Не раздумает, не раздумает. Вы-то только согласие дайте…

— Да я, что ж, я рада буду. Все-таки свой человек, — нерешительно сказала маменька…

— Ну, и благодарствую…

Я повернулась и убежала. Ворвалась к Марье Ильинишне, успокоила ее; потом бросилась искать Великана Иваныча.

Он сидел на кухне, такой жалкий, робкий, встревоженный, ожидая, что его вот-вот позовут к дедушке на расправу.

Я вызвала его в комнату Марьи Ильинишны и скороговоркой сказала ему:

— Ну, Великан Иваныч, собирайтесь в дорогу, — вы переезжаете с нами. Я просила дедушку, и он согласился отпустить вас. А вы хотите жить у нас?.. Вы будете совсем, совсем свободны, делайте, что хотите и что знаете. У нас дом большой, хороший, и вам хорошо будет…

Великан Иваныч долго не мог понять, в чем дело. А когда, наконец, понял, — то даже прослезился.

— Попросите маменьку, барышня, за меня, — сказал он, — тяжело мне жить здесь. Не любят меня — и управляющий, и дворовые за то, что близок я был к старому барину. Рады в грязь меня втоптать и с грязью смешать!.. А уж я вам заслужу, барышня милая, видит Бог, по всей моей силе-возможности!..

— Да и просить нечего, — маменька согласна, и дедушка тоже… Вот завтра вместе и уедем с вами, к нам, в Криуши. Ах, как я рада!..

XVII

Три дня праздников пролетели незаметно, в каком-то угаре. И на третий день многие стали раз'езжаться. Мы с маменькой тоже должны были уехать этим вечером. Наши вещи были уже уложены. И маменька, и няня порядком уже соскучились в гостях и только и думали о том, как — бы скорее добраться до Криушей.

Я волновалась ужасно. Дело в том, что я не знала, как мне заикнуться дедушке о Великане Иваныче, а сам он будто нарочно не поднимал об этом разговора. Я посоветовалась с маменькой. А та и говорит:

— Неловко будет, Наташа, сейчас об этом говорить. Потом, при случае, лучше. А то дедушка обидится…

— Да ведь дедушка согласился, маменька, — только сказал: если вы согласны будете!..

— Ну, да… А может, ему сейчас неудобно отпустить Великана Иваныча.

— Так, может, он и раздумал вовсе?.. — с отчаянием воскликнула я, готовая расплакаться.

И я не задержала все-таки. Когда мы прощались с дедушкой, и он уже благословил меня и обнял, — я вдруг выпалила, к ужасу маменьки:

— Дедушка, а как же Великан Иваныч?

Дедушка засмеялся.

— Ведь ишь ты, память у тебя какая! А я думал, ты забыла?.. Ну, ну, ладно, на днях его пришлю.

— Ты не забудь, дедушка, — сказала я.

— Наташа, да полно тебе, — остановила меня маменька, — сказала, и довольно.

— Пришлю, пришлю, егоза, если он сам захочет, — успокоил меня дедушка. — Ну, идите с Богом.

Возок стоял уже у крыльца. Было темно, и свет исходил только от снега.

— Ну, садись, Наташа, скорее, — сказала маменька, входя в возок. За ней впрыгнула и я и забралась рядом с ней на задок сиденья, а за мной следом влезла няня, кряхтя и охая, и захлопнула дверцу.

— Ах, батюшки-светы!.. — воскликнула она вдруг. — Да что же это такое!.. Да кто тут такой!..

И вдруг мы услышали тоненький голосок:

— Ничего-с, ничего-с… Это я… Великан Иваныч, нянюшка… Я уж давно тут сижу… Боялся, как бы без меня вы не уехали.

— Великан Иваныч!.. — взвизгнула я от радости. — Голубчик!..

Возок уже тронулся, и за скрипом его полозьев я едва слышала, как Великан Иваныч смущенно лепетал маменьке: