— А там кто живёт? — говорит Ляля.
— А никто не живёт, — говорит Степанёк. — Кабаны живут с кабанятами… Вот поехал я раз по камыш вместе с дедом Василием. Видим: примято на бережку. Стало быть, значит, напиться ходил кабан. Недавно, видать, ходил: камыш ещё от ветру не распрямился. Дед Василий и говорит: «Жаль, ружьишка не захватил». А кабан будто слышит: как заорёт в камыше и морду поднял. А рыло тупое, и сам тяжёлый. Как побежал, так земля под ним задрожала. А за ним — кабанята. И такой на мысу вдруг сделался ропот и топот, аж всё дрожит. Я говорю: «Тикаем, дед Василий». А он мне: «Глуп ты, вот ты кто после этого! Он же не забодает».
— А потом что было?
— А ничего такого. Видно, спать полёг, — потому, земля успокоилась.
— А ты тут всегда, на мысу, живёшь? — говорит Ляля.
— Зачем «всегда»? Не всегда, — удивляется Степанёк. — Мы из Гривенской. Это сюда наезжают со всех станиц только в весну да в осень. В путину.
Почесав задумчиво свою круглую, с торчащими мелкими волосами макушку, он соскакивает с подоконника…
— Айда на берег, камни лукать, — говорит он.
Ляля покорно спускается с подоконника.
Степанёк бежит к берегу. За ним, запыхавшись, бежит Ляля.
Добежав до длинной серой гряды камешков, Степанёк останавливается, нагибается и разгребает гальку босыми пятками.
Ляля, наклонившись, смотрит в ямку, которую раскапывает Степанёк. На дне этой ямки, словно на донышке кукольного колодца, показывается вода.
Степанёк садится на корточки и вытаскивает из кучки блестящих камешков один тонюсенький, словно облизанный морем.
Он говорит:
— Нашёл! — и замахивается.
Камень, брошенный Степаньком, летит, подпрыгивая и чуть задевая воду. Там, где он коснулся моря, появляются лёгкие, чуть видимые круги.
— Раз — блинчик!.. Два — блинчик… Пять блинчиков, — говорит Степанёк. — Видала?
— Видала! — повторяет Ляля, как эхо, и, привстав на цыпочки, ищет глазами то место, где потонул камень.
В это время откуда-то справа, из-за мыска, заросшего камышом, появляется старенький старичок с ведёрком. Старичок задумчиво смотрит на небо, приложив ко лбу козырьком свою старую руку. Когда он подходит ближе, становится ясно видно, что лицо у него коричневое, точно кора у дерева.
Крякнув, старичок аккуратно ставит ведёрко на берег. На ведёрке написано по-печатному: «Завет Ильича». Неспеша, словно задумавшись, он отвязывает голубую лодку, прикреплённую толстой верёвкой к колышку, вбитому в берег.
На борту этой лодки написано по-печатному: «Ефросинья».
Коричневые, темные пальцы старичка движутся очень медленно. Неторопливо развязывают они толстый узел толстой верёвки.
Отвязав лодку, старик легонько отталкивает её от берега.
— Дед, а дед! — говорит Степанёк.
Старик молчит. Он будто не слышит.
— Дед Василь! А дед Василь, — тонким голосом опять повторяет Степанёк.
— Ну, чего тебе? — не оглядываясь, спрашивает старик.
— А сам знаешь, чего!
— Вот ещё, тоже клиент нашёлся! — отвечает старик и оглядывается.
Тут он в первый раз замечает Лялю.
— А ты откуда? — строго и коротко говорит старик.
— Из Приморско-Ахтарской, с бабкой прибыла, с Варварой Степановной, — отвечает ему Степанёк.
— Ага! — говорит старик. — Стало быть, Варвара Степановна и внучку к делу приучать надумала.
Он толкает лодку.
— Охота тебе, стало быть, на лодочке прокатиться?..
— Охота, дедушка, — шопотом говорит Ляля.
— Лезь! — не теряя времени, кричит Степанёк и кидается в лодку.
Лодка отчаливает. Её легонько толкает старик. Оттолкнувши лодку от берега, он так легко прыгает в неё, будто даже не прыгает, а вспархивает, мелькнув налету босыми коричневыми ногами.
Ляля смотрит на него, открыв рот. Вот какие здесь, на море, старички!..
Старик берётся за вёсла. Мерно раскачиваясь, плывёт «Ефросинья» по гладкому, тихому морю.
За нею бежит земля, поросшая камышом. Вон мелькнул мысок, где живёт кабан. И вот уж больше не видно мыска. Всюду море, море да птицы-чайки. Они летят над гладкою морской синевой, то взвиваясь в вышину, то прижимаясь грудками к неподвижной воде.
— Стоп, машина! — говорит старик, когда вокруг совсем уж больше не видно берега.
Он поднимает со дна заржавелый якорь и кидает его за борт. Лодка вздрагивает и останавливается, чуть покачиваясь. Старик закуривает.
— Скоро начнёшь? — спрашивает Степанёк.
— Своевременно, — отвечает старик.
Докурив самокрутку, он наклоняется над бортом и протягивает вперёд коричневую морщинистую руку. Ляля смотрит в ту сторону, куда потянулся старик, и видит, что в этом месте над морем торчат две балки. Они торчат, как обглоданные деревца, без сучков и веток, выросшие прямо со дна морского. Меж ними натянут канат.