Няня вдруг поняла, что чего-то недостает. Тишина странная. А это девка перестала елозить по окну и навострила уши.
«Подслушивает, негодница!» – покачала головой няня.
– Важный стал! Строгий! Все перед ним трепещут. Забот у него прибавилось! Весь в делах! Лоб в морщинах уже. Смотрю и не верю, что наш Ваня теперь отец Иов… Ладно, пускай лучше Санечка тебе все расскажет. Эх, няня-няня, я девочек обучаю, наставляю, а мою Санечку ты вырастила. Я с ней толком и не занималась. А теперь доченька моя уедет, и когда только мы с ней свидимся? Ну дай им Бог счастья. – Матушка Ирина заметила, что няня смотрит в сторону, на работницу, и отправила ее: – Ты иди, отдыхай с дороги, притомилась небось.
Няня ушла в раздумьях. Вроде матушка женихом довольна. А что за чудо с ангелами приключилось? Матушка, однако, про ангелов ни словечком не обмолвилась. Наверное, девке привиделось или послышалось. Подслушивать любит, а ума нет. Как бы ее приструнить, отбить охоту болтать разное?
Лишь няня присела, в дверь поскреблись. Няня встрепенулась: одна Санечка этаким манером к ней просилась. Тихонько. С детства еще повелось, что не стучала. Няня ей сначала говорила: «Мышка моя пришла». А потом перестала так называть. Чтобы не прилипла к ней эта мышка, стала говорить «красавица моя», «умница», «голубушка» и другие хорошие слова.
Дверь раскрылась, показалась лукавое личико. Санечка впорхнула внутрь.
– Нянечка! Приехала! Как же я тебя заждалась! А почему ты лампадку не зажгла?
Няня взглянула на иконы в углу. И правда, не зажгла, что же она так.
– Давай я затеплю, – суетилась Санечка. – Нет, дай я тебя расцелую сначала! Соскучилась – мочи нет!
Она зажгла лампадку, чмокнула няню и уселась рядом. Совсем как в детстве в ожидании сказки уставилась:
– Рассказывай!
Но видно, ей не терпелось самой все выложить. Глаза горят, еле сдерживается. Няня погладила ее по шелковистым волосикам. Вот как такую лялечку чужому отдавать? Вздохнула:
– Рассказывай вперед, деточка! Твои новости поглавнее будут.
Санечка прижалась, обняла и прошептала:
– Да ты уже знаешь, что я замуж иду? Ох, нянечка, некому без тебя за меня вступиться было! Столько шуму поднялось! Все три братца примчались, матушке выговаривали, куда она смотрит, что делает. Старший братец приехать не изволили, прислали монашка с письмом, чтобы мы к ним ехали. Знаешь, как страшно с отцом Иовом разговаривать? Они жуть какими строгими стали. Отец Иов на матушку голос поднимали, чуть не до крика.
У няни от одних рассказов сердце в пятки ушло. А Санечка изобразила очень похоже своего старшего брата:
– «Ишь чего удумали! Нашу Саньку за сына простого причетника отдавать! Да я ей дюжину женихов пришлю, из хороших семей! У меня планов громадье! Школа – очень хорошо, сколько, говоришь, уже воспитанниц? Но этого мало! Училище нам надо для девиц духовного звания! Дел не переделать! Мне помощь нужна! От крепкой родни! А Санька отлынивает!» Из-за стола встал и на меня: «Ну моргнула бы, что замуж невтерпеж, в девках засиделась. Я бы нашел тебе подходящего жениха».
– А ты что? – охнула няня.
– А что я? Стою, дрожу, «Богородицу» про себя читаю, как ты учила. Думаю: была бы сейчас со мной нянечка – вступилась бы.
– Матушка вступились, – не спросила, а утвердительно заметила няня.
– Откуда ты знаешь? – вскинула бровки Санечка. – Матушка говорит: «Ты, отец Иов, не кипятись. Я по любви шла, и вон какими детьми Бог наградил! И девочка моя пускай идет за кого душа лежит!» Отец Иов гремит: «Зовите вашего Ильинского». Он заходит. Бледненький. Если даже мы отца Иова побаиваемся, то представляешь, как ему страшно стало. Но братец уже отошли и поласковей так: «И за какой приход мне тебе хлопотать? А может, в академию устроить? Или в семинарии преподавать останешься, осмотришься, выберешь поприще?» А Ильинский отвечает: «Благодарствую покорнейше. Я приход уже сам нашел, туда поеду». Ах, нянечка, он же у меня лучший выпускник семинарии этого года, его и в академию рекомендовали, и ему можно любой из новых или пустующих приходов брать. Он от академии отказался. Говорит мне: «Смотрю, в списке церковь значится Ильи Пророка, я ж Ильинский, вот я ее первой и поехал смотреть. Как увидел еще издали – колокольня на холме свечечкой стоит, сердце и екнуло. Мое тут место. И церквушечка новенькая, свежевыстроенная, словно игрушечка вся. И люди щедрые – колокол голосистый заказали, с Урала привезли, не поскупились на звон. Ну, далековато будет. Глушь. Но поговорил с жертвователями, с двадцаткой, с приходом будущим. Люди хорошие, верующие, сошлись мы. Это же Божий дар, благословение просто, Санечка, чтобы так все сложилось один к одному. Грех не принять». Отец Иов давай опять греметь: «Санька! Он у тебя блажит! Никакой протекции не ищет? Лучший ученик, понимаешь ли?!» Это отец Иов уже как-то узнали. «Решил в глушь тебя везти?! Не позволю! Одумайся!» К Ильинскому повернулись: «От покровительства моего отказываешься? Гордыня замучила?» Ильинский только кланяется, благодарит и просит дать ему в новой церкви попробовать. «Ну, мать, благослови этих дурней, если рука поднимется», – пробасил отец Иов. А матушка благословила! – радостно заключила Санечка.