О Боге вслух не говорили. Боялись. Молиться мать не учила. Слов Нюрка не помнила. А сейчас надо было что-то сделать. Что точно говорить и кому, Нюрка не знала. Потому она встала на колени и представила в мыслях образ. Она просила у Матери и Отрока не обращать на нее внимания, на ее глупые мечтания, а исцелить незнакомца.
Ничто до сих пор ее так сильно не волновало, как судьба этого человека.
Нюрка пропустила момент, когда гость очнулся. Она зашла в дом, он сидел на кровати и пил из металлической кружки отвар.
- Это и есть наша дочь, - сказала мама.
- Анна, - смутилась Нюрка внимательного взгляда карих глаз.
Он вернул кружку, Нюрка с мамой столкнулись: обе ринулись забирать.
- Юзеф, - карие глаза не сверлили по-цыгански, а светились мягким медовым светом. - Можна Юзек.
Он протянул руку, но не пожал Нюркину, а поднес к губам и поцеловал. Поцелуй получился как кипяток. Из-за горячего отвара.
- Дженькую, Анночка.
- Не за что. - Наверное, прозвучало сердито из-за того, что Нюрка вырвала руку.
- Иосиф, значит, по-нашему Осип, - слушал и комментировал вечером историю гостя отец.
Юзек, путая русские и польские слова, рассказал, что учился он во Львове, а сам родом из Лодзи.
- Миясто такое, - пояснил он, бросая взгляд на Нюрку.
- Город, знаю, слышал, - кивнул отец.
Товарищ позвал с собой на свадьбу к родне. Это не Польша, но совсем на границе, товарищ знал место, где речку можно перейти, сам много раз бывал и ничего. Ну вот он и поехал с ним. Любопытно же мир посмотреть.
- Господи, - покачала головой мама, - в такие-то времена.
Его забрали прямо из постели, рано утром, еще до всякой свадьбы. Хорошо, хоть одеться успел, а то с ним и совсем раздетые люди в камере сидели. По-русски он плохо понимал, а говорить вообще не говорил. Это он в дороге в поездах выучился. Его все время куда-то везли да пересаживали. Сразу тогда не понял, что случилось. Оказывается, его обвинили в агитации. Пропаганде! Какая пропаганда? Чего? Тем более, что он и по-русски-то не говорил.
Он посмотрел на Нюрку с немым удивлением в карих глазах. Может ли она поверить в такую чудовищную несправедливость.
- Разве что докажешь, - вздохнул отец.
- Слава Богу, что в живых оставили, - прошептала мать.
Больше всего на свете его огорчает то, что бедные его родители ничего не знают о его злоключениях. Несчастная мамочка! Все глаза, не иначе, выплакала.
Он вдруг замолчал и посмотрел куда-то мимо Нюрки. С тоской. Нюрка догадалась, о ком он сейчас думает. О той беленькой барышне с фотографии.
Юзек вздохнул и заговорил опять. Он совсем не знает, что случилось с его товарищем. Это он вот жив. Благодаря Анночке. Посмотрел на Нюрку и опять от души сказал ей свое «дженькую».
Нюрка испуганно спрятала руки за спину, чтобы не вздумал поцеловать. Юзек смущенно улыбнулся от ее жеста.
К нему пришли два поляка. Старый седоусый и молодой вихрастый. Воробьяновские. Неугодный новой власти, но почему-то оставленный в живых и сосланный в эти края, «интернационал» селился у Воробьяновского леса. Своими этническими группками.
- Панове! - обрадовался Юзеф. - Заходите!
Он уже начал вставать и сидел за столом.
Воробьяновские огляделись, уселись. Принялись о чем-то оживленно беседовать на своем пшекающем наречии с Юзеком.
Можно было не прислушиваться: и без слов понятно, что зовут Юзека к себе. К своим. «Хотя какие они свои. Они светленькие, голубоглазые, а он темный, и он по-русски вполне сносно уже говорит», - недовольно подумала Нюрка и с ожесточением продолжила оттирать казан.
«Уведут, - шепнула ей мама. - Жалко. Вежливый, сразу видно, порядочный, не шпана какая-то. Хорошим бы постояльцем был».
Уведут. Воробьяновский лес далеко от Волчьей Балки. Она его больше никогда не увидит. Нюрка уронила кастрюлю. Паны испуганно обернулись на грохот. Нюрка встретила вопросительный взгляд Юзека, хмуро отвернулась.
«Он попросился остаться. Признался, что поляки звали его к себе, и попросился остаться. Сказал, что отблагодарить хочет. Отработать», - ликуя, рассказала Нюрка сосне.
На следующий день Юзек поинтересовался, где тут почта, он хочет письмо написать и отправить. Домой. Мать за голову взялась от такой наивности.
- Что ж ты вчера у своих не спросил, может, они знают, как весточку передать, - сказал отец. - Нюрка, проведи к воробьяновским, а то случится с ним что по дороге.
Юзек посмотрел на нее с такой немой просьбой, как будто боялся, что она откажется.
Со стороны, наверное, смешно они выглядели вместе. Юзек такой опрятненький, застегнутый на все пуговицы, в щегольском своем пиджачке. И Нюрка в старом материном платье, до того застиранном, что не разберешь уже, какого цвета.