- Время зря тратишь, - ворчали завистливо, что не они первые додумались, соседки.
- Глаз радуют, - отмахнулась она.
- Гляди, Нюра, какие у меня майоры выросли, чернобрывцы, - горделиво показала она Нюрке и сорвала ей несколько бархатцев.
Нюрка положила их под сосной Васильку.
- Могилы? - голос Юзека вывел ее из задумчивости.
Мама послала его за ней, сказала, что Анночка точно у сосны, только он и не знал, что тут кладбище. Юзек печально посмотрел на букетик под ее ногами.
- Кладбище. С самого нашего первого дня здесь, - Нюрку почему-то начали душить слезы, - с первой нашей ночевки. Вон там стоял лес, и волки в нем выли. Каждую ночь, всю зиму. А Василек, - Нюрка поправила цветы, - он умер той самой первой ночью.
Она выпрямилась:
- А мне страшно не было. Как будто не со мной все происходило. И теперь не страх, а я не знаю что.
Нюрка не понимала, зачем она ему все это рассказывает, что же она хочет сказать-то. Но Юзек понял. Закивал согласно. С ним похоже все было: все равно, все едино, безразлично, что будет.
- Воля Божа. В ином свиете живу. Зоставьте мне в спокою.
Он хотел добавить еще что-то, но не стал, посмотрел на нее с состраданием. И они пошли домой.
Юзек принес свою первую получку и отдал все Нюркиной маме. Талоны, брусок мыла, еще что-то. Она отделила часть:
- Это за постой, остальные забирай.
Юзек принялся уверять ее, что она лучше знает, как всем этим распорядиться. Она же к нему относится, как к родному сыну. А он совсем не разбирается в этой жизни. Так пусть она руководит, а если ему что-нибудь будет нужно, он спросит, и она ему выдаст.
Нюркина мать, польщенная его словами, взяла талоны и сказала, что, если он не против, то она обменяла бы их сейчас на ботинки. Обувка у Нюркиного отца прохудилась, а Осе она вернет долг в следующем месяце. Конечно, закивал Юзек, хозяйствуйте.
- Мыло все с собой не бери - украдут. Давай я тебе кусочек отрежу, - добавила заботливо мать.
Нюрка с Юзеком обменялись улыбками.
Пришел дядя Мыкола:
- Новость есть.
Нюрка посмотрела испуганно, Юзек обрадованно, но новостью оказалось не письмо.
- Осыпа в контору пэрэводють. В бухгалтэрию. Грамотни властям трэба.
Оказалось, что Юзек что-то сосчитал, когда главный отсутствовал, им понравилось, хотят к себе взять.
Нюркин отец поморщился досадливо:
- Лучше держаться от них подальше.
- Так, может, то и ничого, - успокоил дядя Мыкола, - поблыжче до начальства. Место хлебное. На поверхности, опять же, а не в яме.
- Да если б Осип молчать умел! - махнул рукой отец. - У него спросят, он все про себя и скажет.
- Нэ трэба, - покачал головой дядя Мыкола, обращаясь к Юзеку. - Люди у нас незлые, но все набедствовались, у всех дети, семьи. Оно и своим родным ничего не говоришь от греха подальше. Меньше знаешь - лучше спишь.
Юзек захлопал глазами, посмотрел на Нюрку беспомощно. Так ребенок глядит, которого отругали, а он не поймет, за что, и хочет быть хорошим. Как будто Нюрка одна его защита и надежда.
- Молчи, просто никому ничего не говори, - сказала она, - и все будет хорошо.
Юзек кивнул.
- Кому надо и так знают, - хмуро заключил дядя Мыкола.
Ничего страшного в новой работе для Юзефа не оказалось. Он, наоборот, повеселел. Поделился с Нюркой, что ему больше цифры нравится считать, чем в топке сидеть. Больше работаешь головой и меньше думаешь всякого. «Чудной ты мой», - улыбнулась она. Нюрка вот страдала - у Юзека теперь не было ночных смен, после которых он полдня или день отдыхал дома. Спал, помогал ей по хозяйству. На новой должности он работал днями, и она его меньше видела.
Поздней осенью у дяди Мыколы остановились цыгане. Давненько не было таких гостей в Волчьей Балке. Молодежь обрадовалась: где пестрая толпа ромов, там весело, развлечение.
- Интересно, куда эти направляются? - заметил вскользь отец.
Лучше бы промолчал, потому что Юзек подскочил, заволновался, не пойдут ли цыгане в Польшу.
- Поди спроси, только поаккуратнее, - посоветовал отец, велел Нюрке: - Сходи с ним, а то ляпнет что не то.
Цыгане шли недалеко. За Николаев. Собирались там зимовать.
- А где Юрка-барон? - поинтересовался громко кто-то из парней у цыган.
- В Бессарабии видели. Шел со своими к мадьярам. Говорил, что не вернется, тошно тут, - ответил сморщенный седой старик.
Он не стал отрицать баронство кузнеца Юрки. Цыгане любят бахвалиться.
- А где его зазноба? Сох он за какой-то... - поинтересовался в свою очередь молодой цыган.
Толпа расступилась, показывая Нюрку. Все на нее уставились. Она вспыхнула, закрыла лицо руками. Вот бы под землю провалиться, стыд-то какой.
- Пиить, - резкий пронзительный звук отвлек внимание.