Бибикнула машина, да так неожиданно, Тоня аж вздрогнула. Выглянула из своего укрытия, хотя знала, что шахтеров возят подводами. Точно, грузовик промчался порожний. Из-под колес летела во все стороны черная жижа. Проехал. Тоня вышла на дорогу. Вон они, телеги с людьми. Тоня быстро перевязала платок. Обычно она его носила, как Мыколина бабушка научила, косынкой. Теперь Тоня надвинула его по-деревенски на самые глаза, чтоб Мыкола не заметил, какая она заплаканная.
Мыкола увидел ее издалека.
– Кто женку дома не ласкает? Это чья так соскучилась, что встречать прибежала? – послышался его голос.
Мужики на подводах засмеялись.
– Так это ж моя! – сделал вид, что только что узнал, Мыкола.
Мужики засмеялись громче.
Все б ему народ потешать, улыбнулась про себя Тоня.
Телеги остановились. Шахтеры расходились по домам. Ступали тяжело, так ходят сильно уставшие люди. Все еще подсмеивались, поглядывая на Тоню.
– Стряслось чего? – подошел Мыкола.
– Цыгане приехали, – поспешила успокоить Тоня.
– Наши или чужие? – уточнил повеселевший от такой новости Мыкола.
...Они были рады любым, единственные ж гости. Своих Мыкола поджидал с особым нетерпением. Их приезды напоминали старые добрые времена, когда собиралась вся его большая разношерстная семья вместе. Праздновали крестины и свадьбы, отпевали покойников, делили горести и радости. Все вместе, от мала до велика. И русские, и украинцы, и цыгане. У Тони в семействе такого не водилось. Не держались они друг за дружку. Отец вслух подшучивал над патриархальностью уклада у зятя, а самому нравилось, что и его приняли. Заботились. Уверен был: случись беда – помогут. Настоящая семья!
В войну и революцию погибли старшие мужчины. Бежал от новых порядков Мыколин дядька с дочками. На край света, в Канаду. Уговаривал остальных, не решились. Но семья не развалилась, пока Иван не нанес окончательный удар...
Тоня мотнула головой, прогоняя мысли, ответила:
– Нашенские. Данила Духов. Стояли в Озеряновке!
Она собиралась сначала поделиться вестями о своих, порадовать Мыколу, но вместо этого выпалила:
– Иван умирает.
– Да я ж его сегодня видел! – Мыкола даже остановился. – Договаривались пойти помочь Ильинским, огород бабе Сане вскопать.
– Не Иван Степанович, а брат твой Иван.
– А... – протянул Мыкола, тронулся с места. – Вот оно как...
«Так ему и надо!» – хотелось добавить Тоне. Промолчала.
И Мыкола молчал. Дошли до дома без разговоров.
Мыкола обнялся с цыганами. Не пошел сразу к коням, как обычно бывало, а направился в хату. Удивленная Тоня за ним.
Так и есть! Переживает. Уставился на фотокарточку.
Мыкола заметил, что жена тут:
– Я сосну чуток. Степаныч придет – разбуди.
Так к коням и не подошел! Ну совсем на него непохоже.
Вбежала дочка, головенка потная, нагулялась вволю, напрыгалась. Залезла на лежанку, пристроилась папке под бок. Он обхватил ее крепкими руками. И скоро вдвоем дружно засопели. Тоня вышла на цыпочках, чтоб не разбудить мужа. Хотя дочка если проснется, всех на ноги поднимет. Маленькая еще, чтоб понимать.
...Тоня долго не догадывалась, что ждет ребенка. Думала, дела женские не начинаются от недоедания, холода и вечного страха за Мыколу. От баб слыхала, что бывает такое. Но когда груди налились и кто-то там тихонечко шевельнулся в животе, Тоня ахнула. Беременна! Волосы на себе рвала от безысходности, выла, скорчившись на земляном полу. Только не это! Зачем эти мучения еще и ребенку? Ну что его ждет в Волчьей Балке? Однако куда деваться, выносила. Довольно легко. Вот рожала – чуть не померла. Плохо, Ильинских еще не было на поселении, их позже привезли. Баба Саня Ильинская – опытная повитуха, многих с того света и младенцев, и рожениц повытаскивала.
Ничего, Тоня с Божьей помощью разродилась. Мыкола домой возвращался – и к дочке, тютюшкаться. Хотя сперва и не требовалось – спит себе лялечка да мамку сосет. Или гулит тихонечко и смотрит удивленно. Таких можно и десять иметь, сплошное удовольствие. Месяца не прошло, как подменили дитенка – кричит, аж заходится, денно и нощно. Молоко у Тони прозрачное, чуть не синее. Откуда ему, с каких харчей, жирным быть. Поняли, потому и орет ребенок, что не наедается. Мыкола подрасспросил на шахте, может, у кого из местных, городских есть корова. Показали, кто держит. Но, сказали, у тех у самих не густо, а детей четверо, мал мала меньше. Одной той коровой и живы. Мыкола рискнул самовольно отлучиться с поселения и потихоньку сходить в город. Может, хоть крыночку на что сменяют.
Вернулся ни с чем, сел понурившись:
– Беда там, раскулачили их сегодня. Все равно, городские – не городские, корова есть – кулаки. Посадили в грузовик и увезли неизвестно куда. Корову забрали в совхоз. Я подошел – соседи вещи растаскивают.