Мыкола с неохотой оторвался от лошади, он как раз ее выпряг из брички, крикнул Степанычу:
– Сейчас лопату возьму и пойдем.
Мужчины направились в хату. Тоня за ними, недоумевая, зачем Мыкола лопату в доме ищет, никогда ее там не хранил.
Мыкола стоял и смотрел на фотокарточку.
– Цыгане новость привезли. Вот этот брат, – показал Степанычу, – помирает.
– Все-таки хоть один нашелся? – удивился Степаныч.
– А Иван и не пропадал, он нас всех и раскулачил. Всю семью.
– Люди говорили, что брат, я думал, двоюродный... – Степаныч замолчал. Не выдержал, воскликнул: – Не мог родной брат отнекаться, в стороне остаться?
– Иван-то? Он справедливости добивался, – с горечью пояснил Мыкола. – Такое дело. А теперь помирает: чахотка.
Степаныч не знал, что и сказать. Мыкола тронулся к двери, Степаныч с явным облегчением двинулся следом. К бабе Сане пошли. Тоня потопталась на месте в растерянности, бросила дочку на цыган и побежала догонять мужа.
...Судьба свела Мыколу со Степанычем почти сразу, как их привезли в Волчью Балку. Степанычева Галя родила в дороге в вагоне. Ребеночек и дня не прожил. С утра мужиков забирали на работу, а очумевший Степаныч рвался к своей рыдающей жене. Хорошо, Мыкола рядом оказался, зажал его своей медвежьей хваткой, не дал спрыгнуть с телеги.
– Не дури, ты ей живой нужен! Бабы досмотрят!
Степаныч обмяк в его руках, глянул на Галю виновато, заплакал и отвернулся. Мыкола, рук не разнимая, крикнул конвоирам, что все в порядке. Те ружья опустили, стрелять не стали, а то было уже прицелились. Мужчин повезли на работу.
Женщины обступили Галю, отобрали неподвижный сверток, зарыли. Тоня сняла свой нижний платок и утянула Гале груди потуже, чтоб молоко остановить. Оно вовсю капало, первое желтое материнское молоко. Галя уже не рыдала, а всхлипывала беспомощно. Ей бы еще самой за материну юбку держаться. Моложе Дуняшки девка, а уже такое горе на долю выпало. Не выдержала Тоня, передала Галю бабам успокаивать и забилась в землянку, которую ночью с Мыколой вырыли. Слезы хлынули. И Галиного ребеночка оплакала, и своих невыношенных. Не знала тогда, что сама носит под сердцем дочку. А еще не знала, что Дуняшку вскорости постигнет та же участь: раскулачат и сошлют, да еще в Сибирь.
Плакала от выпавшего на их долю ужаса, от унижения, от страха, что не вернется Мыкола, от неизвестности, от того, что хотелось есть и пить. Наплакалась, вытерла слезы и поползла из норы. Пошла искать сушняк, заодно смотреть, чем в лесу поживиться можно.
А с той младенческой могилы началось их кладбище.
Через два года родила Галя дочку. Уже привезли к ним тогда Ильинских, баба Саня приняла роды, дед Ильинский тайно покрестил деточку. Степаныч позвал Мыколу в кумовья...
У Ильинских мужчины дружно вонзили лопаты в землю и принялись копать. Тоня постучалась. Не дожидаясь ответа, отворила дверь в избушку: баба Саня не запиралась, боялась, пропустит, не услышит, когда к роженице позовут. Тоня вошла и обомлела – на крючке висел дедов ватник. У нее аж сердце встрепенулось, показалось, что сейчас выйдет навстречу хозяин со своим неизменным «радость моя».
От печки обернулась баба Саня, она совсем не изменилась после гибели деда, всего лишь голос слабым стал, дрожащим:
– Кто там?
Вытерла руки о передник, подошла, увидела, куда смотрит Тоня, погладила рукав ватника:
– Ребятушки принесли. Оставил у ствола.
У Тони ком к горлу подступил. Она все поняла. Мыкола рассказывал, что в шахте жарко и зимой, и летом. Одежку, чтоб не таскать лишнюю тяжесть, бросают при выходе из клети, в забой идут налегке – в исподних штанах да сапогах.
– У Бога нету мертвых, Тонюшка, не печалься, – вместо того чтоб принимать утешения, баба Саня сама ее утешила. – Как там моя внучечка?
Она всех детей так называла, не только тех, кому помогла появиться на свет. Дед как-то обмолвился при Мыколе, что ихние с Саней дети погибли. При каких обстоятельствах, остались ли внуки, не упомянул, а Мыкола не спросил. В Волчьей Балке не принято задавать вопросы. «Меньше знаешь – лучше спишь». Чужих внуками называли. Хотя разве это чужие?
– Отчего ты, радость моя, – баба Саня вдруг заговорила дедовыми словами, – сегодня такая поникшая?
– Прошлое о себе напомнило, – вздохнула Тоня.
– Грешно сильно горевать, все слава Богу, Тонюшка, – обняла ее баба Саня.
Тоне хотелось поделиться новостями, спросить совета. Не успела. В хату ввалился потный Мыкола, зазвенел его веселый голос: