Знала она, как тяжело переживал Мыкола за братьев, а особенно за сестру. Знала, чем пронять. Но что еще сказать, чтобы Мыкола опомнился?
– Может, они живы? – пробормотал он еле слышно. – Мы ж уцелели.
Уткнулся лицом в постель.
– Не стану посылать, раз не хочешь, – послышалось сдавленное.
– Ты что, думаешь, он раскаялся? – горько спросила Тоня. – Ты надеешься, он тебя поблагодарит?
Мыкола сел.
– Да зачем мне его благодарность? И раскаяние на его совести. Просто Иван голодает, умирает. Не пособлю ему – проклинать себя буду, – говорил Мыкола жалобно.
Тоня ушам своим не верила. А он закрыл лицо руками и закачался:
– Плохо мне. Я чумной весь день хожу, как узнал. Все думаю, что мне делать, как поступить. Не могу я по-другому, Тоня. Он мне брат единокровный. И дети у него опять же. Племяшки нам.
Ткнулся ей в плечо – Тоня отстранилась холодно.
– А кто нашу дочку пожалеет?! Она даже отцу родному не нужна! – перекривила: – Обувка подождет... Не дам отрывать от ребенка ради того злыдня! При смерти?! Туда ему и дорога!
– Я ж сказал: не хочешь – не надо, – устало ответил Мыкола.
Они легли спать. Обиженная Тоня спиной к мужу.
Как только она задремала, заплакала дочка. Тоня встала к ней, подержала над ведром. Походила, укачивая. Та сперва повсхлипывала, потом сладко зачмокала губками и притихла. Славная такая, кто поверит, что эта хулиганка только что кричала. Тоня уложила ее и сама прилегла. Дочка вот так же и во младенчестве смешно чмокала, особенно когда сисю сосала. Пока молоко было. А потом на тот свет бы отправилась, не достань Мыкола овес! А сколько людей вокруг не приспособились к собачьей жизни, поумирали! И взрослые, и дети. А скольких забрала и продолжает забирать проклятая шахта!
– Ненавижу, ненавижу! – заколотила Тоня кулаками по постели.
– Тихо, тихо! – обнял ее Мыкола. – Зачем ты так?
– Сволочь твой Иван!
– Бог ему судья! Не изводи себя, Тоня. Не распаляй огонь.
Она его не слушала.
– А ты ему помогать собрался!
– Баста! Не собираюсь!
Мыкола сильнее прижал ее к себе. Тоня потихоньку успокоилась.
Мыкола поцеловал ее в мокрую щеку. Родной, хороший ее муж.
– Ты меня любишь? – спросила Тоня.
– А то! – Даже в темноте Тоня поняла, что он улыбнулся. – Как же тебя не любить? Ты у меня лучшая на свете!
Тоня благодарно уткнулась носом ему под мышку.
– А уж какая ты у меня красавица! – продолжал нахваливать ее Мыкола.
«Первую красавицу себе выбрал!» – как наяву услышала Тоня ласковый голос Ивана. Когда их забирали, он читал указ совсем другим, злым голосом. Ненависть снова обожгла ей душу. Слезы покатились из глаз.
Молчала, но Мыкола почувствовал, что она плачет.
– Ну что ж у тебя глаза на мокром месте? Ты ж у меня разумница!
Тоня засмеялась сквозь слезы:
– Меня папка так называл!
Мыкола погладил ее по голове:
– Спи, моя ненаглядная, засыпай.
Сон не шел. Тоня старалась не крутиться, чтоб не потревожить Мыколу.
...Отец назвал ее разумницей, когда ей в школе грамоту дали за отличную учебу и как первую ученицу наградили книгой – «Кобзарем» Тараса Шевченко в красивом твердом переплете с золотым тиснением на корешке. Отец удивился: неподходящая книга для ребенка, не по возрасту чтение. Что она там поймет? А она проглотила за один присест. «Катерину» наизусть выучила. Смысл ей открылся постепенно. Сначала жалела героиню, недоумевала по поводу ее опрометчивого поступка. Пока сама не выросла и не полюбила. Так же сильно и без оглядки, как Катерина. Книгу она с собой в Мыколин дом взяла. Пыталась ему почитать, но он отмахивался: работы много, некогда. А потом их выгнали! Выслали! Вещей с собой взять не дали! Никаких! Какой там «Кобзарь», когда даже Евангелие не было возможности захватить! Книг Тоня целых пять лет в руках не держала...
Она заревела в голос, закричала. Мыкола подскочил, затормошил ее:
– Что с тобой?
Она, захлебываясь рыданиями, сбивчиво высказала ему все.
– Как ты смел предложить помогать Ивану?! Пускай тоже хлебнет лиха! Как мы! Пускай подохнет, как собака, под забором, никому не нужный!
– Прекрати такое говорить. Христос на кресте не судил своих мучителей и нам не велел, – увещевал ее Мыкола.
– Сильно Ивану его власть помогла? Наелся справедливости?
Так они ночь и провели. Не справилась с собой Тоня. То успокоится, то снова слезы душить начинают. Мыкола с утра еле поднялся после бессонной ночи. Собрался на работу, Данилин сын принес ему залуженную кастрюлю.
– Сразу и отдам, – взял ее с собой Мыкола.
Мальчик увязался за ним:
– Дядя Мыкола, а ты по углям ходить будешь? Сегодня, когда вернешься? Я бы поучился...