В войну Мыкола служил в пехоте. Попал в окружение, командира убило. Мыкола вывел поредевший батальон к «своим». Войну закончил комвзвода, воевал браво, но медалями его обходили. Получил всего одну, видимо, сказались отметки в его личном деле о кулацком прошлом. Главное – он вернулся живой к Тоне и двум уже дочкам.
Во время войны в областном городе сгорел весь архив. Вместе с документами спец-поселенцев. Непонятно, кто приложил к этому руку. Вряд ли аккуратные немцы. Скорее всего «заинтересованные лица». Люди послушно вернулись в свои поселки с фронтов, узнали, что «дел» на них нет, но сидели на месте тихо, не рыпались. Страшились, что про них вспомнят и восстановят статьи. Тем более, что к ним продолжали ссылать на шахтные работы. Военнопленных, мирных немцев из Германии, неугодных из Прибалтики, Западной Украины и Белоруссии. Заодно присылали людей по разнарядке из колхозов.
Проклятая война унесла много душ. Мыкола со Степанычем собирали оставшихся в живых мужиков и шли ремонтировать дома военным и шахтерским вдовам, копать им огороды. Власти не скоро начали сами заботиться о ветеранах, тем более о вдовах.
Стране нужен был коксующийся уголь. Стратегическое сырье. Шахтерам Волчьей Балки стали платить зарплату. Очень даже хорошую. А одно время и продуктовые пайки возили прямо на дом. За длинным рублем и сытой жизнью потянулась на шахты молодежь из опять голодающей деревни. Пайки пайками, а жилье не спешили строить. Новоприбывших все так же селили в бараках на Барачной улице, впрочем, переименованной в Фестивальную. Мыкола осуществил свой давний план: жилье для квартирантов. Он сделал не флигель, а достроил дом. Комнаты с отдельными входами. И так дружно они все вместе жили в этом доме, что самая младшая, рожденная после войны, Мыколина дочка уверена была, что все люди во дворе – ее одна большая любящая и любимая семья. И поляк Добровольский Станислав. И латыш Арзамаз Витаутас сын Йонаса, как он обычно представлялся и так его все и звали. И смурной с виду, этот даже имени никому не сказал, но почему-то все его уважали, Татарин. И шумные Капустины. Все родные.
Вышел указ о реабилитации раскулаченных. Мыкола первый раз, не считая войны, осмелился покинуть границы спецпоселения. Взял дочек с зятьями и повез показывать родные места. Тоня предпочла остаться дома, отнекалась тем, что за коровой нужен уход. Государство в то время разрешало держать скотину (потом опять ужесточили законы, запретили скотину и отобрали практически всю землю).
В бывшем Мыколином доме на родине находился Дворец культуры. От конюшен и следа не осталось. Стрелецкая порода лошадей, о которой так пекся по молодости Мыкола, исчезла. Говорят, что последнюю лошадь этой породы подарили маршалу Буденному. Он опомнился, отправил ее на Кавказ, разводить. Только опоздал, не вышло. Нету больше такой породы. Мыкола в свой бывший дом даже заходить не стал. Остановился ненадолго у Тониного брата, который дослужился до начальника местного КГБ, однако это не помешало ему встретить родича радушно. Он Мыколе обрадовался, помнил хорошее. Тонина мать умерла к тому времени. К внучкам вышел Тонин отец – седой как лунь благообразный старик. О чем говорить с незнакомыми молодыми женщинами, он не нашелся. Взял за руку самую младшую внучку, еще ребенка, и повел показывать озеро. Девочка восхищенно смотрела на воду, она нигде никогда не бывала, такой красоты у себя среди терриконов не видала. А дедушка ее не знал, как дальше сложится жизнь и сколько ему в этой жизни осталось. Потому пытался сказать внучке самое главное, а слов подобрать не мог. «Ну что ж ты в сандаликах стоишь, ты их скинь, не бойся. Почувствуй ножками землю. Это родная земля». Девочка послушно сняла обувь, удивляясь новым ощущениям. В промышленном городе, куда влилась их Волчья Балка, босиком не ходили.
Брат передал Тоне в подарок книгу. Маленький, но с хорошими иллюстрациями самого Шевченко томик «Кобзаря». Весь день проревела Тоня над «Катериной», Мыкола уже не рад был, что такой гостинец привез. Брат Тонин продолжал с ними общаться после этой поездки. А Тонина сестра, которая стала доктором и жила в городе, признавать их не захотела. Считала, что нет у нее таких родственников и никогда не было. Как отрезала. Тоня про нее детям рассказывала, только осуждать не велела.
В других семьях старые люди молчали про то, как они сюда попали. Рады были, что «дел» на них больше нет и новых не завели. Обычная легенда тех мест для внуков и даже детей – спасались от раскулачивания и сами сюда переехали. Не хотели, чтобы младшему поколению досталось их позорное горькое незаслуженное клеймо. Не хотели подвергать родных опасности. Тоня, однако, рассказала детям и внукам, как Мыкола в трудную минуту брату Ивану помог, вместо того чтоб обижаться. Благодаря этим рассказам и сохранилось в Мыколиной семье свидетельство о том, что в Донбасс были сосланы раскулаченные крестьяне. Старшие дети от семейной истории отгородились: «ничего не знаем и знать не хотим, если что вдруг и было, то это случайность, ошибка, потому что родители наши – очень хорошие люди». Младшая дочка уже ни о чем и не догадывалась. Ей Мыкола сказал, когда она школу закончила и учиться дальше собралась: «Не бойся. И ничего в анкетах тех не пиши. Мы чистые». Что «не писать», чего «не бояться» она не поняла и в жизнь вступила смело. Даже бойко. После стычек с холоднобалковскими она умела постоять за себя.