К Мыколе потянулась его родня. Он искал, звал, они приезжали. Появились двоюродные братья и сестры из все еще нищей деревни, убедил он их, что в городе сытнее. Нашлась Дуняшка с новой семьей. Первого ее мужа расстреляли. Семья одного брата погибла в Сибири вся. Мыкола поселил к себе поближе вдову второго брата с младшими детьми, старшие не выжили. Выдал замуж, как он шутил, за своего «фронтового товарища» – за военнопленного румына с шахты, доброго работящего мужика. Прикипел тот всей душой и к вдове, и к сиротам, воспитал, как своих. Люди не расспрашивали, румын не рассказывал, постепенно и про военнопленных забылось, кто они, откуда и как тут появились. Обычная для Донбасса история – жить без прошлого. Настоящим.
Данилин мальчонка вырос замечательным певцом. Выступал, к гордости всей родни, в самой Москве в цыганском театре «Ромэн».
Цыганам запретили кочевать и привязали к земле. После этого правительственного указа Духовы появились в Волчьей Балке только раз. Бабка ихняя, младшая сестра Мыколиной бабушки, когда почувствовала, что пришла пора помирать, захотела сделать это по-вольному, по-цыгански, в дороге. Снялись с места. Доехали до Мыколы и растерялись. Нарушили сдуру закон, что теперь с ними будет? Мыкола быстро обежал начальство, выхлопотал какое-то письменное гостевое разрешение для цыган, хотя теперь из-за них на него косо посмотрели, что это у шахтера за родня такая опальная – цыгане. Мыкола заверил, что они через несколько дней вернутся в свой колхоз, и ему сошло с рук. Бабушку похоронили, как полагалось по старинным цыганским законам – сожгли с кибиткой.
Мыкола о «родственниках за границей» помалкивал. Лучше и этого детям не знать, спокойнее. Связи с Канадой никакой, а поплатиться можно сполна. Однажды показывали по телевизору хоккейный матч с канадцами. Зять включил. Сам Мыкола «ящик» не смотрел, считал пустой тратой времени. А тут услышал свою фамилию, остановился и просто прилип к небольшому экрану. Он пытался разглядеть в смутной черно-белой картинке своего двоюродного племянника. Хотя, может, и однофамильца. Фамилия-то распространенная, обычная.
Таких людей пруд пруди.
Стукнула калитка
Стукнула калитка. Галя замерла, прислушиваясь.
– Кто это? – прошептала испуганно ее старшенькая, Рая. Две другие дочки перестали возиться на полу. Тамара обняла несмышленую Альку и закрыла ей рот ладошкой, чтоб молчала. Галя направилась к двери.
– Не ходи, мама, пусть думают, что тут никто не живет, – отпустила Альку и схватилась за Галину юбку Тамара.
– Печку топим, дым видать, – возразила ей тихо Рая.
Галя попыталась ободряюще улыбнуться детям:
– Ничего, мы дома, здесь все спокойно.
Они уже несколько недель, как дома. В начале войны, только начали эвакуировать заводы, Галя запаниковала. Схватила дочек, Альке как раз три месяца исполнилось, и уехала к отцу. Хорошо, еще ходили поезда. Удалось им пробиться. Два года ей не давала покоя мысль, что Ваня не знает, где они. Она писала, он не отвечал. А вдруг весточка поджидает ее дома? Как только выбили немцев, она с детьми вернулась. Отцу объяснила, что не положено им, раскулаченным и сосланным, жить не на месте поселения. Как только власть докопается, их накажут. Хотя основная причина была все-таки в муже. Но Галя уже сто раз пожалела, что не осталась у отца. Вокруг совсем не так спокойно, как она говорит детям. Шастают какие-то темные личности в надежде поживиться. Еще ходят, просят «Христа ради» оставшиеся без крова, потерявшие все люди. А ей дочек кормить. Хозяйство разорено. Осень на дворе. Пережить бы зиму...