Он руками развел:
– Ну не могу же я девушку обидеть. Я же знаю, как это, когда бросают. Ну что мне надо было сказать, чтобы ей не больно вышло? Я думал, ты поймешь, ты же меня без слов понимала, как родная.
– Родная, а ты с ними собрался? Узелок приготовил?
– Я не с ними. Они на шахту возвращаются завтра, а я хотел уйти сегодня. Куда глаза глядят.
– Так ты, правда, меня любишь, а не ее?
Слезы еще текли, а губы растянулись в несмелой улыбке.
– Оля, ты приревновала?! Ну скажи, просто приревновала?
Ревность? Это ревность была? У Оли глаза распахнулись. Она бросилась ему на шею.
– Родненький. Мой.
– Ух, какая же ты у меня ревнючая, – прошептал он ей в вихры.
– Оля! – вышел на крыльцо отец. – Семен? Ну вы там чего? Помирились?
– Помирились, – отозвался Семен.
– Вот и слава Богу, а то что удумали, – отец вернулся в дом и притворил за собой дверь.
Ангелы
– И что Санечка в нем нашла? Росту нет. Бороденка жиденькая. Ни кожи ни рожи! И голос тоненький! Поп без голоса – курам на смех, – горничная Клавдия выразительно поджала губы, всем присутствующим в кухне давая понять: жених у хозяйской дочки негодящий.
У няни будто кто сердце сжал от Клавкиных слов. Няня только-только вернулась из родного села. Поставила в своей комнатке саквояж, который одалживала ей в дорогу хозяйка, матушка Ирина, умылась и зашла в кухню чайку выпить, перед там как повидаться с Санечкой и домочадцами. И, если совсем начистоту, – узнать у «кухонного собрания» последние новости заранее. Тут ее и огорошили известием: Санечку, радость нянину и гордость, утешение на старости лет, ненаглядную ее деточку, сосватали. И свадьба не за горами. Жених больно торопится. Вроде рукополагаться ему скоро и на приход ехать.
Няня ночей не спала, вымаливала Санечке хорошего супруга. И на тебе! Стоило оставить деточку без присмотра, беда и приключилась. Бороденка жиденькая и голос тоненький. А матушка Ирина куда смотрела? Почему отдала такому неказистому единственную дочку? Поскребыша своего? Да как же вышло, что у Санечки жених плох?
Няня растерянно моргала. К пирогу не притронулась. Чай в стакане стыл.
– Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй! – некстати закрестилась в уголке кухни слепенькая старенькая Настена. Огорчение нянино переросло в смутную тревогу.
Слепенькую в доме почитали чуть не за провидицу. Сидела Настена обычно на кухне и непрерывно молилась. А уж пост держала самый строгий. Покойный отец Федор ее и в понедельник, «за ангелов», поститься благословил. Слепенькая вкушала в такие дни исключительно просфорку и святую воду. Няня уже и запамятовала, когда Настена появилась в доме, кому родней приходилась. Санечка как-то обронила: «Может, и никому. Да есть ли разница? Она нам милость оказала, она у нас жить выбрала. Куда мы без Настены? Она нужная. К себе строгая, при ней стыдно быть плохой». Отроковицей еще была, а умные слова нашла! И няню тут же обняла: «А уж какая ты нужная! Ты, нянечка, у нас солнышко. Светишь и греешь! И мне все позволяешь. Балуешь!» На свою голову и разбаловала Санечку – выбрала она без няни не пойми кого. Никто толком не знает, кто таков, откуда взялся и что Санечка в нем нашла.
Повариха перебила нянины мысли.
– Несешь всякое, абы языком молоть! Под стать он нашей Санечке! – осадила она Клавдию. – А борода отрастет. Какая борода в его годы?
Повернулась к няне:
– Глазоньки у него добрые. Приветливый. Всех выслушает, всем слово хорошее найдет. С молодыми это редко случается. Чтобы уважили, внимание оказали…
Няня вспомнила, что проголодалась, и потянулась к пирогу. Шутка ли, целое утро в дороге провела, не евши, не пивши. Откусывала пирог и успокаивалась. Поварихе няня доверяла, та обманывать не будет. Если ей понравился, наверняка хороший жених. О горничной няня придерживалась мнения невысокого. Нескромная. Вечно других злословит, в надежде цену себе набить. Еще бы, ухажер у Клавдии завидный – отставной солдат. Мужчина обстоятельный, коренастый, с усами. Сапоги начищены до блеска. Сидит тут раз в неделю, хозяйские чаи гоняет часами, господ обсуждает. Мол, они ни в чем не разбираются, ему бы их деньги да положение, он бы на их месте развернулся. Клавдия ему поддакивает. Считает горничная, он в людях разбирается и судить может и, мол, она тоже. И не задумалась ни разу, почему предложение ухажер ей делать не спешит! А видать, не у одной Клавки чаи гоняет, может у него таких Клавдий на каждый день недели имеется. Слыхано ли, год присматривается, выбирает, решиться не может. А к Санечке посватались!