Итак, сидя у изгороди, я слышала очень внятно, что над моей головой говорили розы шиповника. С первых же их слов я поняла, что они говорили о происхождении розы.
– Останься здесь, кроткий зефир! Посмотри, как мы расцвели! Прелестные розы цветников спят еще, укутанные в свои зеленые бутоны. Посмотри, как мы свежи и веселы, и, если ты нас немного покачаешь, мы повсюду разольем такое же благоухание, как наша знаменитая царица.
Я слышала, как зефир ответил им:
– Замолчите вы, дети севера; я охотно поговорю с вами немного, но вы и не думайте равняться с царицей цветов.
– Милый зефир! Мы уважаем и любим ее, – ответили в один голос цветы шиповника, – и знаем, как ей завидуют другие цветы сада. Они ставят ее нисколько не выше нас и говорят, что она дочь шиповника и обязана своей красотой уходу садовника и прививке. Мы невежды и не умеем говорить. Ты, который ранее нас явился на землю, расскажи нам настоящую историю розы.
– Я вам ее расскажу, – отвечал зефир, – потому что это моя собственная история. Слушайте и никогда не забывайте.
И зефир рассказал следующее.
«Во время оно, когда земные существа, как и власти вселенной, говорили еще языком богов, – я родился первенцем от царя гроз. Мои черные крылья разом касались двух концов обширного горизонта, а мои громадные волосы смешивались с облаками. Мой вид был страшен и грозен; я имел власть соединять тучи и растягивать их, как непроницаемую вуаль, между небом и солнцем.
Долго царил я с моим отцом и братьями на бесплодной планете. Наша обязанность состояла в том, чтобы все приводить в беспорядок и все уничтожать. Мои братья и я, оторванные со всех сторон от этого несчастного маленького мира, служили постоянной помехой проявлению жизни на той бесформенной массе, которую теперь называют землей. Я был самый младший и самый жестокий из всех моих братьев. Когда царь, мой отец, утомлялся, он ложился на вершине туч и отдыхал на них от своих трудов – постоянного уничтожения. Но в груди земли, тогда еще бездейственной, копошился дух, всемогущее божество – дух жизни, который хотел жить и который, разбивая горы, наполняя моря и соединяя пылинки, в один прекрасный день начинал пробиваться всюду. Наши усилия удвоились, но не послужили ничему, кроме как к ускоренному выступлению массы существ, которые спасались от нас частью вследствие своей микроскопичности, а частью, несмотря на свою кажущуюся слабость, сопротивлялись нам; маленькие гибкие растения, тоненькие плавучие раковинки появлялись всюду: на коре еще не остывшей земли, в грязи, в воде и в разных обломках. Мы напрасно направляли волны своего гнева на эти еле заметные создания: жизнь безостановочно, в разных видах и формах нарождалась и проявлялась всюду.
Мы начали утомляться от этого, по-видимому, слабого, на самом же деле неотвратимого сопротивления. Мы уничтожали целые массы живых существ, но были среди них такие, которые могли нам противостоять не умирая. Мы изнемогали от гнева и, чтобы сколько-нибудь отдохнуть, удалялись на вершину туч – и там наш отец снабжал нас новыми силами. И пока он давал нам разные распоряжения, земля, освобождавшаяся на несколько минут от нашего на ней присутствия, покрывалась многочисленными растениями и мириадами животных всевозможных пород, ищущих себе убежища и пищу в громадных лесах или на уступах величественных гор, а также в обширных водах.
– Идите, – сказал нам наш отец, царь гроз, – вот земля принарядилась в свое свадебное платье и готовится повенчаться с солнцем, станьте посреди них, соберите громадные тучи, ревите – и постарайтесь, чтобы ваше дыхание уничтожило леса, сровняло с землей горы и разбросало море. Идите – и не возвращайтесь до тех пор, пока не останется хотя бы ни одного живого существа или растения на этой проклятой земле, где вопреки нам хочет развиться жизнь.
И мы, как духи смерти, бросились на оба полушария земли. Я, как орел, рассекая завесы облаков, разразился над древними странами крайнего востока – там, где глубокие ущелья с высоты азиатского нагорья спускаются к морю под раскаленным огненным небом и где среди влаги распускаются гигантские растения и живут страшные животные. Отдохнув от разрушения, я чувствовал в себе снова присутствие неизмеримой силы. Я гордился, что среди этих слабых, которые как будто посмеивались надо мной, я могу сеять беспорядок и смерть. Одним ударом крыла я, как косой, скашивал целую местность, дыханием уничтожал целые леса; внутри себя я чувствовал слепую радость и был опьянен той мыслью, что я сильнее всех сил природы.