Диана протянула руки к этому лучезарному образу, который улыбался ей и радостно говорил, исчезая: «Ты опять увидишь меня».
Диана, пораженная и восхищенная, упала на стул в углублении окна, у нее вырвался крик радости. Флошарде и доктор бросились к ней, думая, что ей дурно, но она успокоила их и, не говоря им про свое видение, спросила у отца, действительно ли он доволен ее работой.
– Я не только доволен, – отвечал он, – я восхищен и растроган. Я порадую тебя, дитя мое: в тебе есть священный огонь и притом знание живописи не по летам. Продолжай, не утомляя себя, работай, надейся, но чаще сомневайся в себе: это очень полезно, а я, я не сомневаюсь более, я совершенно счастлив!
Они обнялись, рыдая. Потом Флошарде попросил свою дочь оставить их с доктором наедине, поговорить о делах. Она удалилась в свою комнату, где была одна, потому что Жоффрета завтракала. Диана подбежала к своему бюро, вынула сафьянный ящик, который она перевязала черной атласной лентой, чтобы избежать искушения открыть его слишком рано. Она, наконец, открыла его, стала на колени на подушку и поцеловала медальон, прежде чем взглянуть на него, потом закрыла глаза, чтобы представить себе идеальный образ, который обещал ей снова явиться. Она увидела его совершенно ясно и, уверенная в позволении его, наконец взглянула на портрет. Это было то же лицо, которое она нарисовала, это была муза, камея, мечта, и все-таки это была ее мать. Это была действительность, отысканная поэзией, чувством и воображением.
Диана не спрашивала себя, каким чудом это сделалось. Она приняла дело так, как оно было, и не старалась потом объяснить его рассудком. Я думаю, что она была совершенно права. В молодости лучше верить в божественных друзей, чем слишком верить в самого себя.
Я не буду рассказывать день за день два следующих года, прожитых Дианой. Она продолжала работать скромно и мужественно, часто с почтительной нежностью прося совета у своего отца. Но он не всегда был в состоянии понимать то, чего сам не мог сделать.
Диана безотчетно избрала путь, совершенно противоположный его пути. Ее родина обладала многими произведениями древней скульптуры, которыми начинали дорожить, потому что французский вкус получил новое направление. Гравюра распространяла и популяризировала драгоценные находки Геркуланума и Помпеи: картины, вазы, статуи, утварь, всевозможные предметы. Изящная простота, как тогда говорили, стремилась заменить пестроту китайщины, манерность и округленность рококо. Изучали лучше Италию, путешествовали больше и, если еще дорожили прекрасным колоритом и игривой фантазией Ватто, то не менее пленялись этрусскими вазами и греческими медальонами. Общество не возвращалось более ко времени Валуа, которое известно теперь под именем эпохи Возрождения; предпринимали новое возрождение, менее оригинальное, но все-таки прекрасное. Тогда делалась мебель в так называемом древнем стиле, который известен нам под именем стиля Людовика XVI. Она была прекрасна и изящна, хотя и неверна древности. Женщины также стали уменьшать свои монументальные прически и небрежно взбивали вокруг лба свои все еще напудренные волосы. Мужчины, завивая, связывали простой лентой свои длинные волосы, которые недавно еще носили в кошельке, а некоторые поднимали их в косы черепаховой гребенкой.
Флошарде в своей мастерской был причесан именно таким образом и снимал портреты с людей более просто одетых, нежели те, которые доставили ему столько славы.
Никто не удивлялся тому, что дочь Флошарде, на которую начинали обращать внимание, была одета еще проще, чем то предписывала мода; никто не спрашивал себя, каким образом это отражение прошедшего, этот только что развивающийся вкус успел уже так быстро, так решительно сродниться с ней, с ее стремлениями и талантом. Только Флошарде сделался печальным и получил отвращение к своей манере писать. Это обновление формы искусства застало его врасплох, его, который всегда старался выставить на первый план наряд. Он замечал постепенный упадок известности, которой он пользовался. Он попробовал увеличить свою цену в то время, когда общество менее всего было расположено платить дорого, и, так как он унизился до того, что стал торговаться, то скоро увидел уменьшение числа заказчиков. Талант его дочери становился известным, и ему не боялись говорить, что дочь должна ему помогать и, где нужно, заменять его. Конечно, бедный человек не завидовал таланту своей милой Дианы, но он ни за что не соглашался заставить ее прервать ее независимые и плодотворные занятия, чтобы предаться ремеслу для приобретения денег на прихоти госпожи Лоры.