Нет, вынужден был признать Голубев, нет: мужик далеко не глуп или его хорошо натаскали на такой вид деятельности.
- Более того, я уже посетил медицинский центр "Знахарь" и у меня сложилось впечатление, что по паспорту Галины Карташовой там сдавала анализы совершенно другая девушка.
Вот оно! - грохнуло в мозгу Голубева - Вот это уже точное попадание в цель!
- Я пришел просить вас провести беседу с Карташовой в моем присутствие, но так, чтобы не напугать девушку, если она тут не при чем. В том смысле, если её документ был украден и им воспользовался другой человек.
- Я просто исключу её из лицея! - категорично сказала Аверина.
- Кого? - спросил Голубев.
- Карташову!...Или эту... Которая своровала у неё паспорт!
- Простите, Надежда Викторовна, - твердо возразил Цапин. - Но я запрещаю вам это делать. - он тут же смягчил тон. - До выяснения всех фактических обстоятельств.
- Вы слишком молоды, чтобы определять мне мои обязанности! выпрямилась Аверина, но это было последней вспышкой её решительности. Она сообразила, что в возникшей ситуации не ориентируется полностью и закончила безнадежно. - Делайте, что хотите.
Цапин перевел взгляд со Степанкова на Голубева и принял решение.
- Андрей Александрович, я попрошу вас провести беседу с Карташовой. В прямую ничего не говорите, но нам нужно узнать, она ли была в медицинском Центре "Знахарь". Не надо пугать девушку раньше времени.
- Как вы себе представляете эту беседу? - не понял Голубев.
Цапин не успел ответить. Секретарша заглянула в кабинет и сообщила.
- Карташова здесь. Я её привела.
- Позови, - буркнула Аверина.
Что от него требовалось для дознания, Голубев так и не успел осмыслить. Карташову он знал плохо, помнил лишь, что девушка увлеклась спортом и более того: понимая, что профессией не овладеет, решила пробится в чемпионки. Карташова робко вошла в кабинет. Низкорослая, с корявой, но крепкой фигурой и плоской грудью. В глазах её светился тот заведомый испуг, который характерен для старательных, но бездарных учениц: ведь их призывают в директорский кабинет только с одной целью - дать вздрючку. Хотя они, бедолаги, ни в чем не виноваты. У них, таких "карташовых", даже на озорство, хулиганство талантов нет. Со своими короткими, икрястыми ногами, при пористой коже курносого лица она была настолько некрасива, что влипнуть в какую-нибудь беду сексуального порядка могла только по нелепому недоразумению. Даже в дурацкой пьянке, участие она могла принять лишь по случайности. Мальчики приглашают таких "страхолюдин" на вечеринки лишь когда никого больше нет - а "очень хочется".
- Здрассте, - прошептала она, а Голубев решительно не знал, с чего начинать беседу и что, собственно говоря, от этой беседы требовалось.
- Садись , Галина, - с неестественной легкостью сказал он и вдруг вспомнил, что минувшей зимой эта неловкая коротышка неожиданно для всех показала лучший результат по лицею в лыжном кроссе на пять километров. Оказалось, что у себя на родине она бегала в школу по семь километров на лыжах туда и обратно каждый день.
- У нас вот какое к тебе дело, Галя, - уже уверенней продолжал Голубев. - Ты на лыжах ходить любишь?
- Да она же наша чемпионка, Андрей! - встрял Степанков, не понимая темы с которой начал Голубев, но стремясь ему помочь.
- Да, - растерянно ответила она. - Мне нравится. Я с детства на лыжах.
Вздрючки не намечалось и Карташова приметно успокоилась.
- Вот и хорошо, - увереннее продолжил Голубев. - . Дело в том, что господин Цапин из окружного комитета собирает команду девушек на первенство Москвы. И мы решили предложить тебе войти в команду. Как ты на это смотришь?
Карташова потеряно улыбнулась.
- Я не знаю... У меня с учебой трудно... Вы же знаете...
- Ничего, мы тебе поможем, - пообещал Голубев. - Главное, чтоб у тебя было желание. Нам нужны твои документы для оформления на спортивные сборы.
- Документы?... Какие?
- Ну, медицинские справки об общем состояние. Ты проходила проверку своего здоровья?
Голубев понимал, что сейчас он - неестественен , фальшив и лжив в каждом слове. Будь на месте Карташовой девушка столичная, опытная и поумней, она б сумела понять, что все его вопросы суть ловушка, лишь маскируют основную тему. Но Карташова ответила с явным облегчением.
- В прошлом году проходила диспансеризацию, нас всех водили.
- А в этом году?
- В этом? Нет... Но если надо, я схожу, куда надо.
- В медицинский центр "Знахарь", - поддал под ногу Степанков. - Ты знаешь, где он находится?
- Нет... И, тут ещё одно дело. Я... Я паспорт потеряла. Вторую неделю ищу, ищу и нигде нет. И девочки искали. Я с Александрой Шориной и Раей Бондаревой живу в комнате. Мы все перерыли.
- Ладно, - легко вступил в разговор Цапин. - До снега ещё далеко и с паспортом все уладим. Согласна войти в нашу команду?
- Да! Конечно! - в глазах её бленула такая радость, что Голубеву стало стыдно.
- Тогда продолжай тренировки. Через месяц мы поговорим официально. Будь здорова.
Карташова поняла, что разговор окончен, сорвавшимся голосом попращалась и вышла из кабинета.
- Это не она. - тут же сказал Цапин. - Не подходит к портеру, как его описали свидетели.
А Голубев - похолодел. Соседки Карташовой по комнате - Александра Ширина и Рая Бондарева. Вот это - уже ближе к цели! И Цапин не может не выйдти на эту цель. Тот заговорил сдержанно.
- Она назвала Александру Шорину и Раю Бондареву... Вы их знаете?
- Конечно. - чересчур поспешно сказал Голубев. - Александра Шорина москвичка. Но она далеко живет, в Химках. Ей разрешил жить у нас. Бондарева иногородняя.
Неожиданно Цапин заколебался, проговорил нерешительно.
- Мне бы не хотелось устраивать в вашем заведение заварухи. У вас не найдется каких-нибудь фотографий Шориной, Бондаревой и всего курса?
На помощь с излишней услужливостью пришел Дима Степанков.
- А как же! Я весь курс фотографировал на Новый год! Остались фотографии и общекурсовые и персональные.
Степанков не договорил, что этими фотографиями он беззастенчиво подрабатывал - девочки любили сниматьсяч и не жалели денег со стипендии, чтоб послать свои изображения родителям и друзьям - "вот какая я стала в столице!"
- Очень хорошо. - сдержанно похвалил Цапин. - Я вас попрошу дать мне фотографии. Я верну.
Степанков поспешил в свою лабораторию, а Аверина, которая уже несколько минут молча и словно отрешенная от всего смотрела в окно, повернулась и спросила тихо.
- Андрей Александрович, я правильно понимаю ваше мнение... Что в лицее нет ни одной девушки... То есть девочки, кроме Карташовой? Что остальные уже систематически и неупорядоченно живут с...
- Я этого не проверял - грубовато ответил Голубев. - Но что б пересчитать подруг Карташовой с тем же дефектом, думаю - хватит пальцев одной руки.
- Дефектом? - возмущенно вскинула брови директор. - И это вы говорите про девочек шестнадцати - семнадцати лет?
Голубев пожал плечами, поскольку знал - любой ответ прозвучит нелепостью.
- И с такой позицией, Андрей Александрович, вы пришли к нам в лицей? Я этого не ожидала.
- С какой позицией? - слегка разозлился Голубев.
- Но это же... Разврат!
- Где разврат?
- В вашей душе! Моральный разврат, во всяком случае.
Доказывать обратное было невозможно да и ни к чему, а потому Голубев кивнул.
- Видимо, вы правы. Но что уж тут поделаешь.
- Но ведь вы женаты! И у вас дочь, по моему, восьми лет?
- Правильно. Жена уже три года как в Америке, дочь вместе с ней, но при чем тут они?
- В Америке? А почему в Америке? - презрительно возмутилась Афанасьева. - Ребенок ходит в Американскую школу? Забывает русский язык? новая, более острая и болезненная для Авериной заставила её забыть проблемы развращенности своего педагога. - Как вы это допустили?
- Так. - ответил Голубев. - От разврата души и мыслей.
- Но это же... Социальное уродство! - выдала Аверина термин, который вряд ли существовал в русском языке.