И тут до Кирпича дошло — ага, вот как меня зовут, я же всегда энто знал — что у него еще осталось немного белого порошка на дне мешочка. И все, что ему сейчас было нужно, это найти перепуганного голубя и немного выпивки, любой выпивки и тогда все будет в порядке. Ага, в порядке…. Не о чем беспокоиться… Ага.
Когда Ваймс вышел на яркий дневной свет, первое, что он сделал — вздохнул полной грудью. Что он сделал второго, так это вытащил свой меч, поморщившись, когда раненная рука запротестовала.
Свежий воздух, это как раз то, что ему сейчас нужно. Там внизу у него начала кружиться голова и порез на руке ужасно зудел. Стоит показать его Игорю. Мало ли какую заразу можно подхватить в этой подземной грязи.
Ну, вот так уже лучше. Он почувствовал, что приходит в себя. Воздух под землей вызывал в нем поистине странные чувства. Толпа дварфов выглядела взбудораженной, но со второго вгляда он увидел, что это была не просто однородная толпа, а что-то вроде кекса с изюмом. Многого не надо, чтобы возбудить и без того обеспокоенную толпу, там крикнуть, тут толкнуть… заботливо вовлекая каждого взвинченного, сомневающегося индивидуума в некую, не существующуюе на самом деле, сообщность.
Детрит по прежнему стоял неподвижно, не обращая никакого внимания на все возрастающий шум. Но Кольцеплавит… черт побери! Он горячо спорил о чем-то с дварфами, стоящими впереди. Никогда не спорь! Никогда не позволяй себя втягивать в разборки!
— Капрал Кольцеплавит! — завопил он. — Ко мне!
Дварф повернулся и тут из толпы вылетела половинка кирпича и со звоном ударилась об его шлем. Он повалился, как срубленное дерево.
Детрит метнулся с такой скоростью, что не успел Кольцеплавит упасть на мостовую, как тролль уже пробился сквозь толпу. Его рука погрузилась в кучу сбившихся дварфов и вытянула сопротивляющуюся фигуру. Он развернулся, протискиваясь через проход в толпе, который не успел еще сомкнуться за ним, и оказался перед Ваймсом прежде, чем шлем Кольцоплавита прекратил вращаться.
— Отлично, сержант. — произнес Ваймс, почти не размыкая губ. — У тебя есть план, что нам делать дальше?
— Я мастак по тактическим решениям, сэр. — ответил Детрит.
Замечательно. Что же, в такие моменты, как сейчас, нельзя вступать в споры и нельзя отступать. Ваймс вытащил свой значок и поднял его.
— Этот дварф арестован за нападение на офицера Стражи! — закричал он. — Расступитесь, именем закона!
И, к его изумлению, толпа затихла, как затихают обычно дети, почувствовав, что на этот раз учитель рассердился всерьез. Возможно, на них подействовали слова, начертанные на значке. Их ведь нельзя стереть.
В полной тишине из свободной руки дварфа, которого крепко держал Детрит, выпала другая половинка кирпича.
Годы спустя, Ваймс мог закрыть глаза и вызвать в памяти стук, с которым он упал на мостовую.
Ангуа поднялась, держа на руках бесчувственного Кольцеплавита.
— У него сотрясение мозга. — сказала она. — Сэр, не могли бы вы оглянуться на секунду?
Ваймс рискнул кинуть взгляд назад. В тени дверного проема стоял Ардент, вернее дварф, упакованный в черную кожу, который мог бы им быть.
— Нам дают возможнсть уйти? — спросил он у Ангуа, кивая на фигуру.
— Я думаю, что именно этого от нас и ждут, сэр, а вы?
— Вы правильно поняли, сержант. Детрит, не отпускай этого маленького засранца. Все назад, в участок.
Толпа почти безропотно расступилась, позволяя им пройти. Тишина следовала за ними всю обратную дорогу в Ярд…
… где их уже поджидал Отто Шрик из «Таймс» с иконографом наготове.
— О, нет, Отто. — сказал Ваймс, когда отряд приблизился к нему.
— Я стою на общественной дороге, мистер Ваймс, — кротко сказал Отто. — улыбочку, пожалуйста…
Ну вот, сказал себе Ваймс, этот снимок из разряда тех, что помещают на первую страницу. И, возможно, что и чертова карикатура тоже будет.
Один дварф в камере, еще один под неусыпной опекой Игоря, думал Ваймс, устало поднимаясь по ступенькам в свой кабинет. И ситуация все ухудшается. Дварфы там на улице, они послушались Ардента, ведь так? И что бы они сделали, если бы он кивнул головой?
Он рухнул в кресло с такой силой, что оно отъехало назад на целый фут. Ваймс уже встречался с глубинными дварфами. Они были чудными, но он нормально общался с ними. Низкий Король был из глубинных и Ваймс смог найти с ним общий язык, примирившись с тем, что сказочный дварф с бородой, как у Санта-Хрякуса, оказался проницательным политиком. У него был свой взгляд на мир и он знал как вести с ним дела. Ха, он видите ли видел свет… Но эти, там в новой шахте…
Ваймс так и не смог увидеть их по настоящему, хотя они сидели в комнате, залитой ярким светом сотен свечей. Зрелище было тем более странным, что скальты были полностью запакованы в черную, блестящую кожу. Может быть темнота посреди света считается более священной? Ведь чем ярче свет, тем чернее тени?
Ардент говорил на языке, который звучал как дварфийский, а из под черных капюшонов выкрикивались вопросы и ответы, одинаковыми резкими короткими слогами.
В какой то момент Ваймса попросили повторить, что означало его заявление, которое он сделал на поверхности, казавшейся такой далекой сейчас. Он повторил и последовало долгое приглушенное обсуждение на языке, который он стал называть глубинный дварфийский. И все время он чувствовал, как глаза, которых он не мог видеть, очень пристально наблюдали за ним. Разболевшася голова и стреляющая по всей руке боль, так же не улучшали его состояния.
Вот так вот оно все было. Поняли ли они его? Он не знал. Ардент сказал, что они согласились с большой неохотой. Правда ли согласились? Он не имел ни малейшего представления, что они сказали на самом деле. Позволят ли Моркоу осмотреть место происшествия, не мешая ему при этом? Ваймс хмыкнул. Хех. Что вы думаете, мальчики и девочки? Он сжал кончик носа, а затем уставился на свою правую руку. Игорь долго распространялся о «крошешных невидимых кушачках» и намазал ее жуткой мазью, способной убить кого угодно, любого размера и видимости. В течении пяти минут она жгла руку, как адский пламень, а затем жар исчез, прихватив с собой боль. Впрочем, все это не важно, значение имело только то, что теперь Стража официально занималась этим делом.
Его глаза остановились на листе бумаги, лежащим сверху в его корзине для бумаг.[7] Он застонал, вытаскивая его.
Кому: Его превосходительству Сэру Самуэлю Ваймсу, Коммандеру Стражи.
От Кого: Мистера А.И. Пессимального, Инспектора Стражи Его Превосходительства.
Я надеюсь, что вы не сочтете за труд в самое ближайшее время предоставить мне ответы на нижеследующие вопросы:
1. В чем заключается работа капрала Шнобби Шноббса? Почему вы приняли на работу человека, прославивщегося в качестве мелкого воришки?
2. Я прохронометрировал деятельность двух полицейских на Брод-Авеню, в течении одного часа они не произвели ни одного ареста. Почему их работа была такой непродуктивной?
3. Уровень агрессии в отношениях между троллями-офицерами и арестованными троллями превышает все допустимые границы. Не могли бы вы дать объяснения по этому поводу?
… И так далее. Ваймс прочитал должностную записку с открытым от изумления ртом. Ну ладно, инспектор не был копом — уж это точно — но обязан же он думать конструктивно. С ума сойти, от него не ускользнуло даже то, что каждый месяц в коробке с наличностью недоставало монет. Если бы Ваймс попытался объяснить ему, что Шнобби своей многолетней службой полностью компенсировал эти мелкие кражи, смог бы он это понять? Было бы время Ваймса, потраченное на объяснения, использовано продуктивно? Вряд ли.
7
У Ваймса было три корзины для бумаг: Входящие, Исходящие и Все в Одной Куче, в последнюю он складывал все бумаги, когда был слишком занят, зол, слишком устал или просто не знал, что с этим делать.