— Некоторые мужчины вообще крайне обидчивы и ранимы в вопросах, которые задевают их непомерно раздутое самомнение, Купер. Эта зависть идет от собственной неуверенности и несостоятельности: они знают, что ты объективно лучше, вот и не выдерживают конкуренции. Ты ведь всего лишь девчонка.
Сиерра сделала глоток и сладко причмокнула.
— И что будешь делать?
— Не знаю, — честно призналась Кира. — Я каждый день представляю, как бросаю это все и возвращаюсь домой — в свой привычный мир, но это так… унизительно.
— Ты боишься, что кто-то тебя осудит?
— Я боюсь, что кто-то сочтет это слабостью, — честно призналась Купер. — Боюсь услышать, что это было ожидаемо, что я слабачка, не выдержала конкуренцию и все такое…
Сиерра сжала руку подруги и поджала губы.
— Если ты решишь вернуться, никто не посмеет даже посмотреть косо в твою сторону, а если все же посмеет, я сделаю так, что этот человек больше вообще ни на кого смотреть не сможет.
Кира засмеялась и в порыве обняла подругу.
— Я так скучала, Си. Тебя мне не хватало больше всех.
— И я, Купер.
— Ну а ты что? Письма письмами, но я хочу услышать историю про твою шпионскую карьеру в министерстве, занудную девчонку Перси и сраную предательницу Нотт во всех подробностях.
Тогда Сиерра сделала глубокий вдох, осушила очередной стакан и подготовила новый, так как история предполагалась не из легких. Рассказывая каждую мелочь, каждую свою эмоцию и реакцию, Сиерра будто бы освобождалась. Кира внимательно ее слушала, периодически вставляя ругательные ремарки, а в конце монолога просто обняла ее. И это было лучшей терапией.
Купер пробыла в Англии еще несколько удивительно коротких, но насыщенных дней, а затем должна была вернуться в Америку. И только в день перед отъездом Фред все же решился на разговор.
— Купер, я не отвечал, не потому что был зол или что-то вроде того, — буркнул он, поймав бывшую девушку в пустом коридоре. — Просто не знал, что тебе сказать.
— Как дела, Купер? Как успехи в команде? А мы вот с Джорджем все занимаемся разработками и тестируем их на учениках. Высылаю тебе пару экземпляров, испробуй на ком-нибудь. — Кира фыркнула. — Ты мог написать вот это.
Фред устало потер лицо и всплеснул руками.
— Я не могу изменить прошлое.
— Так имей смелость признаться, что ты был чертовски зол на мой выбор. Даже не на то, что я рассказала в последний момент, а именно на то, что я выбрала себя, свою жизнь, а не твои планы. Скажи честно, — она шмыгнула носом, — я была в этих планах?
— Конечно же была, — раздраженно ответил он.
— В качестве кого? Бесплатного приложения? Молчаливой и безынициативной девчонки, которая будет просто рядом?
— Не перегибай, Купер. В Англии полно крутых команд по квиддичу, которые кучу раз обходили твоих голубей, но ты все равно сбежала.
— Ястребы, Фред, — сквозь зубы процедила девушка.
— Да хоть канарейки! — взорвался Фред. — Ты не права в том, что не обсудила это решение со мной. Все случилось так, будто это меня не было в твоих планах. Или ты думала, что я брошу наши с Джорджем идеи, всю свою семью, друзей, и буду скитаться с тобой по всему свету?
Кира впервые задумалась над тем, как это и правда абсурдно звучит, но признаться в этом вслух просто не могла: язык словно присох к нёбу.
— Знаешь, достаточно! — хмыкнула она. — Пусть каждый делает то, что хочет. И раз тебе так сложно отвечать на мои письма, я больше не напишу. Удачи, Фред.
Девушка уходила, расправив плечи, и только за закрытой дверью сползла на пол и позволила себе разразиться в беззвучных рыданиях. Фред тем временем ударил кулаком в стену и предпочел уйти с головой в свои разработки, ведь только они всегда помогали справляться с этой поганой разлукой.
Перси уже приготовился к одинокому празднику, но Грейс пригласила его праздновать со своей семьей. Конечно же, он понимал, что помимо прочего это новый этап в их отношениях — знакомство с родителями, но Перси не боялся им не понравиться — ему было попросту все равно. Впрочем, родители Грейс — Джулия и Роберт Эшби встретили его очень тепло. В их большом и светлом доме было очень уютно: жарко горел камин, на стенах висели различные семейные колдографии, а стол ломился от угощений. Грейс была копией своей матери: те же добрые глаза и лучезарная улыбка.
— Что ж, Перси, мы рады, наконец, с тобой познакомиться, — доброжелательно объявил Роберт. — Грейси много о тебе рассказывала.
— Надеюсь, только хорошее, — слабо улыбнулся юноша. Грейс засмеялась и демонстративно сжала его руку, лежащую на столе — подобно своим родителям.
— Разве есть в тебе что-то плохое?
Есть, если ты не слепа, — подумал он, а вслух сказал совсем другое.
— Ну, никто не идеален.
— Значит ты теперь личный помощник министра магии? — продолжал Роберт. Перси кивнул. — Не дурно. Тебе так мало лет, а уже такой скачок по карьерной лестнице!
— Перси очень много работает. — Грейс улыбнулась ему. — У него обостренное чувство ответственности.
— Мужчина должен много работать, — произнесла Джулия и положила Перси в тарелку еще порцию салата. — И много есть.
— Спасибо, — коротко улыбнулся он.
Перси явно нравился родителям Грейс, ведь они его всячески хвалили, поддерживали и постоянно интересовались его карьерой и жизнью, чего он не мог сказать о собственной семье. Он с грустью подумал, что именно этого ему и не хватало, но стало горько, что желаемое удается получить лишь от чужих людей. Не этого ли он хотел? Впервые в жизни быть свободным от равнодушия и колкостей братьев, но в душе поселился уголек тоски, ведь это первое такое Рождество, которое он встречает не со своей семьей. Не с молчаливым Биллом, который быстро расслабляется после стаканчика виски, не с близнецами и их вечными шутками, не с Роном и его постоянно краснеющими ушами на те самые шутки, не с удивительно быстро повзрослевшей Джинни — единственной сестрой, которой он так и не смог стать хорошим братом. Если так подумать, он никому из них не стал таковым, как не стал и достойным сыном. Перси почти не слышал разговоров вокруг, так как уши заложил в том числе и стыд за то, что так и не смог после всего случившегося набраться смелости навестить в больнице отца. Однако печаль и горечь быстро сменились простым пониманием, что все они сами не захотели принять его таким, какой он есть. И счастье, что есть люди, способные на это.
Грейс, заметив его печаль, тепло улыбнулась и крепко сжала пальцы, переплетая их со своими. Она всегда замечала перемены в нем, всегда обращала внимание на малейший перепад в настроении, и это было приятно, но порой все же очень бесило. Он же, в конце концов, не ребенок, чтобы носиться с его переживаниями.
— Тебя что-то тревожит, — после затяжного молчания проговорила Грейс.
Ужин давно подошел к концу, и все разошлись по комнатам. Девушка уютно устроилась у Перси на груди, с удовольствием занырнув под его руку. Услышав ее тихий голос, юноша моргнул, прогоняя пелену воспоминаний.
— Это глупо.
— Расскажи, — настаивала она и приподнялась на локтях, заглядывая в глаза. Юноша на секунду улыбнулся.
— Ничего такого. Просто странное чувство — впервые отмечать Рождество не со своей семьей. Я столько лет мечтал от них сбежать, а когда удалось, чувствую пустоту.
— По твоим словам, эти люди всегда принижали твои достоинства, не оказывали поддержку, не ценили — разве это любовь?
— А ты что, много понимаешь в любви? — неожиданно для себя ощетинился Перси.
Ему всегда казалось, что только он был в праве осуждать поступки своих родителей и братьев, но никто другой не должен был озвучивать его же мысли — это казалось неправильным. Но из уст Грейс данная фраза, произнесенная без малейшего упрека, просто сухая констатация факта, почему-то все же так задела Перси за живое, что он пообещал себе подумать об этом позже.
— Может и немного, — миролюбиво продолжила Грейс и снова положила голову ему на грудь, — но одно знаю точно: я тебя люблю и поэтому всегда на твоей стороне.