Девушка демонстративно пропустила эту фразу мимо ушей и стала осматриваться. Кожаный диван с креслами в комплекте, красивая и явно жутко дорогая мебель из красного дуба, тяжелые темные шторы, поглощающие и без того скупые крупицы света, что проникали в помещение, серый ковер с высоким мягким ворсом, стеллаж с книгами, с корешков которых кто-то любовно и скрупулёзно смахивал пыль; а справа находилась широкая лестница, ведущая наверх — к спальням. На стенах висели картины, и одна из них была портретом некой молодой черноволосой женщины с высокой прической и в жемчужном ожерелье. По ледяным серым глазам и аккуратной ямочке на подбородке Сиерра сделала вывод, что это и есть хозяйка дома.
— Добро пожаловать, Сиерра, я рада, что ты все же приняла мое приглашение. — Послышался высокий женский голос.
Девушка обернулась и увидела стройную черноволосую женщину — точь-в-точь на потрете, только волосы ее были теперь коротко стрижены под каре, а выразительные глаза и грустно опущенный рот обрамляли возрастные морщины. Но она была по-прежнему красива и величественна, словно сама королева почтила своим присутствием.
— Присаживайся, дорогая, сейчас нам принесут чай и угощения.
Плавным движением тонкой руки Вальбурга указала на диван, и даже в этом обычном жесте было столько властности, что Сиерра на миг растерялась. Опомнившись, она молча присела, избегая смотреть в глаза собеседнице, которая, наоборот, беззастенчиво разглядывала гостью.
— Кикимер не помог тебе снять верхнюю одежду? — спохватилась она. — Никчемное создание. Кикимер!
Девушка вздрогнула от звонкого вскрика.
— Да, моя госпожа, я принес чай… — лебезил тот самый неучтивый домовик. Он прятал испуганный взгляд и поджимал перед хозяйкой уши.
— Почему ты не взял у Сиерры верхнюю одежду? Где твои манеры? Почему ты меня всегда позоришь, глупое отродье?
— Я все исправлю, моя госпожа, — мямлил тот и протянул свои костлявые пальцы к Сиерре.
Та едва подавила желание сделать ему гадость и молча протянула дубленку.
— Прошу простить его, моя дорогая, у Кикимера скверный характер. Он будет наказан позже.
После этих слов домовик весь сжался, и девушке стало даже жаль его. Черт знает, на что была способна эта женщина, даже если в мягких интонациях ее голоса проскальзывала сталь.
— Вы не очень похожи на человека, который находится при смерти, — ехидно заметила Сиерра, разглядывая расслабленную позу собеседницы.
Вальбурга рассмеялась и аккуратно поставила дымящуюся чашку на блюдце.
— А что ты ожидала увидеть? Растрепанную, бледную старуху со впалыми щеками и хриплым голосом? Прикованную к постели и умоляющую о прощении буквально на последнем своем издыхании?
— Ну, скажем так, — Сиерра закинула ногу на ногу, — меня бы этот вариант вполне устроил.
Вопреки ожиданиям женщина улыбнулась и опустила глаза, скрывая их за густыми и не по годам шикарными ресницами.
— Я будто разговариваю с Сириусом в его школьные годы. Ты похожа на него больше, чем думаешь.
— И все же зачем вы меня пригласили? У меня, видите ли, не так много времени.
Вальбурга тяжело вздохнула.
— Я действительно очень больна, дорогая моя внучка. Я не хочу умирать унизительно, поэтому никогда и никто не увидит картину, которую ты была бы не против наблюдать. Оглядываясь на прожитые годы, я о многом жалею. Наверное, ты думаешь, что я жестокое чудовище, так тебе рассказывала Андромеда?
— Если честно, она мне практически ничего не рассказывала, а я не спрашивала. Мне было достаточно того, что вы отказались от собственного сына и внучки, которой даже ни разу за все эти годы не написали и не поздравили с днем рождения. — Сиерра усмехнулась. — Мне плевать на ваши зверские грехи, я сужу по отношению к себе — к брошенному всеми ребенку, одинокому и ненужному.
— Сириус поклялся, что не подпустит меня к тебе, а потом это продолжала делать и твоя мать, пока ее не убили. Что я могла?
— Постойте… — Девушка нахмурилась. — Моя мать умерла от оспы, о каком убийстве вы говорите?
Во взгляде женщины мелькнуло изумление, а затем нотка сожаления. Она вздохнула и сделала маленький глоток ароматного чая.
— Это не доказано, но я больше, чем уверена, что ее оспа вызвана ядом. Видишь ли, Сиерра, оспа — крайне заразная болезнь, но вот незадача — никто, кроме твоей покойной матушки ею не заболел. Все предпочли считать это чудом, что ты осталась здорова, что Ремус Люпин остался здоров, хотя приходил к вам в дом регулярно, Андромеда со своим никчемным супругом…
— Допустим. — Сиерра едва подавила дрожь в голосе и незаметно вытерла вспотевшие ладони о штаны. — Но кому и зачем это было нужно?
— Кому? Не знаю, а вот зачем… Дорогая, возможно, ты не знаешь, но, когда Сириуса арестовали, твоя мать боролась за него до последнего. Единственная. Она собирала различные сведения, находила свидетелей — одним словом делала все, чтобы доказать его невиновность. Могу предположить, что ей это удалось. Мои шпионы доложили мне, что она нашла какие-то доказательства и собиралась пойти с ними к министру, дабы добиться правосудия, но вот беда: за день до назначенной с таким трудом аудиенции София чувствует сильное недомогание, а буквально на следующий день не находит в себе сил подняться с постели и угасает прямо на глазах.
— Это всего лишь домыслы, — фыркнула Сиерра. — Просто красивая история без доказательств, чтобы убедить меня в невиновности отца. В этом заключается ваш план, госпожа Блэк? Сейчас по замыслу я начинаю вам верить, и вот по этой самой лестнице спускается никто иной, как Сириус Блэк собственной персоной.
После нескольких секунд тишины Вальбурга расхохоталась.
— Завидую твоей фантазии, дорогуша. Я бы хотела, чтобы случилось именно так, но Сириус ни за что не переступит порог этого дома, пока я жива.
— Он так сильно ненавидит вас?
— Сначала я думала, что это переходный возраст, желание протестовать против семьи, системы, устоявшихся правил… Но сейчас я понимаю, что он действительно презирает меня как олицетворение тьмы и всех пороков, что претят его натуре. А я так сильно его любила, что пыталась перекроить и навязать свое мнение и позицию.
Женщина устремила пустой тяжелый взгляд на стену. Сиерра проследила за ним и увидела вырисованное родовое древо. Присмотревшись, она заметила, что несколько фотографий были выжжены. Среди них было место, предназначенное тетушке Андромеде и самому Сириусу Блэку.
— Я так злилась, что мой первенец, мое солнце в этом мире, переполненном ненавистью, отдаляется, делает все наперекор… Возможно, сначала он и правда делал все мне на зло: поступление в Гриффиндор, дружба с оборванцем Поттером. А потом он заигрался, и я окончательно потеряла его. Я так сильно акцентировала внимание на Сириусе, что совсем упустила из вида несчастного Регулуса, который так сильно во мне нуждался. Но мне всегда было не до него. И что я имею на выходе? Я потеряла обоих сыновей и осталась одна вместе с этим проклятым эльфом. Все, во что я верила, разрушено.
На некоторое время воцарилась тишина. Сиерра обдумывала душещипательную речь своей бабушки и гадала, стоит ли ей верить.
— Вы верите, что отец и правда сделал то, за что его заключили в Азкабан?
— Это возможно только под империусом и никак иначе. Либо его использовали, и Крауч не захотел разбираться в этом деле, предпочитая закрыть на тысячу замков лучшую кандидатуру — представителя рода Блэк, либо он этого не делал, и Крауч все равно не захотел ни с чем разбираться.
— Почему вы так уверены в его невиновности? — не унималась Сиерра.
— Ох, моя дорогая Сиерра, единственный человек, которого Сириус смог бы убить, это я. И то вряд ли бы он стал пачкать об меня руки.
Сиерра взглянула на часы и отметила, что два часа почти прошли, и ей необходимо возвращаться, если она не хочет проблем. Словно заметив это, Вальбурга осторожно присела рядом с внучкой и коснулась ее холодной рукой.
— Надеюсь, ты сможешь меня простить за все ошибки. Я правда хотела забрать тебя после смерти Софии, но Андромеда мне не позволила, оно и понятно. Если не веришь, можешь спросить у нее.