Напоследок, я видела, Валюша обернулась и улыбнулась. Победно. Будто все было так, как она задумала. По её какому-то больному плану.
И тебя зарою, милая. Не волнуйся, только дождись своей очереди.
Кое-как, опираясь на стеночку, поднимаюсь с земли и грузно падаю на лавку, боясь даже смотреть на нож.
Это первое мое серьезное ранение. Перед ним всякие там синяки и ранки — пыль на ветру. Поэтому я легко трогаю древко ножа, чувствуя, как каждое прикосновение отдается болью в руку.
Надо вытащить эту хуйню. И единственное, что меня сейчас радует, так это то, что у меня турбо зажигалка — прижечь это дерьмо будет довольно-таки легко. Я же сто раз делала это парням после разборок. Даже зашивать приходилось. Но вот самой себе — никогда. Какой же пиздец.
Как же жаль, что у меня сейчас нет с собой ничего спиртного. Анестезия на все сто — и внутренняя, и внешняя.
Ну ладно, все нормально. Всё хорошо.
Бог простит. А я запомню. Запомню и закопаю.
Выдыхаю и, схватившись за рукоять, резко выдергиваю нож из себя, снова взвывая от боли, тут же зажимая рану, из которой брызнула струйка крови. Все не так плохо, я уверена.
Оголяю плечо, смотря на это позорище. Пропустила такой простой удар. Стыдоба. Отец бы не оставил это просто так. Заставил бы сутки на пролет работать с ножом, отражая удары разной степени сложности. Слава богу, что он сейчас в запое и ему слегонца похуй на меня. Просто слава богу.
Кровь все продолжала литься, и обычное зажимание не помогало. Твою мать, все-таки придется прижигать.
Обреченно вздыхаю, прикуривая сигарету и смотрю на свою классную розовую зажигалочку, которой я так радовалась, потому что она вот ну реально классная. Уже два года со мной! И ни разу не подводила. И сейчас не подведет.
Нажимаю на кнопку, прикусываю кожаный рукав для верности, и направляю огонь на рану, зажмуриваясь от дикой, адской, нереальной боли.
Руки тряслись, поэтому огнем я цепляла еще и здоровую кожу, что тоже особого кайфа не прибавляло, на глаза то и дело падал пот со лба, да и веки периодически опускались от боли, даря на секунду спасительную темноту.
Не знаю, потеря сознания это было, или что еще, но эти секунды буквально спасли меня.
Та минута, что я прижигала себе рану, казалась мне вечностью, но дело было сделано — кровь больше не текла. Только рука немного отнялась, но это, наверное, от боли. Я надеюсь.
— Руди! — Паша влетел в курилку в тот момент, когда я, с сигаретой в зубах, валялась на лавочке в одном лифчике, потому что рубаху пришлось пустить на самодельную повязку, и мирно курила в голубущее небо, отходя от ситуации.
— Погода сегодня вообще заебок, правда? — Как ни в чем не бывало сказала я, чуть приподняв уголок губ в бледном подобии улыбки.
— Что случилось? Я слышал какие-то рваные ебаные отрывки!
— Все нормально. Ничего не случилось. Просто скоро на пару без вести пропавших в этом городе будет больше. Кого это волнует? Кто будет искать каких-то торчков? Небось, упоролись где-нибудь конкретно так и лежат, кайфуют. Кому они нужны? Никому. В этом прелесть нашего городка — здесь так много торчков, что за них можно выдать даже нас с тобой. Просто были, и бац — уже без вести пропавшие. Красиво, правда?
— Злобина! — сквозь зубы злобно выдавливает он, садясь на лавочку рядом со мной. А че ж не игноришь меня, как час назад в классе? — Что произошло?
— Ничего, Паш. Абсолютно ничего. Кроме того, что Валюша ваша в край ебнулась, потому что позвала братков с района в школу. А потом напала на меня. За что, кстати, получила по челюхе. Неплохо так. Да и шевелюру я ей однозначно проредила. Зато есть прям охуенный плюс — сегодня я однозначно буду ночевать дома. И даже батю из запоя вытащу — зашить эту хуйню надо.
— Злобина, — он устало проводит рукой по лицу, понимая, что шучу — значит, в порядке. — Ты меня до гроба своими приколами доведешь.
— А то ж! — смеюсь я, поднимаясь на ноги и накидывая на плечи куртку. По городу в лифане — такое себе, но выбора нет. Сойдет за модное дизайнерское решение. Сегодня надо будет еще сто процентов к Кошке ехать, разбираться. Дятел уже точно позвонил Главарю и нажаловался. Меня больше интересует вопрос — откуда у Валюши такие знакомые? И я уверена, она точно знает, из какой они сферы. Тяжелый сегодня будет день. — Ладно, Паш, мне домой надо. Это дерьмо реально болит. Сильно.
— Тебя проводить? — Сразу подрывается парень, хватая меня за руку.
Я на секунду прикрываю глаза, пытаясь оценить ущерб, как учил отец, и понимаю, что сама до дома физически не дойду. Так что лучше не геройствовать и принять помощь Паштета. Целее буду. Этот дерьмовый мир еще недостаточно от меня пострадал, чтобы я сдохла где-нибудь во дворах.
— Я буду очень рада, — и мило улыбаюсь Паше, от чего его взгляд незаметно, на долю секунд, но теплеет.
— Неплохой райончик, хочу сказать. — Отмечает парень, осматривая вполне себе чистенький подъезд небольшого домика в спальном районе.
— А ты реально думал, что я живу в какой-нибудь халупе на окраине города? Или, что лучше, в коробке из-под холодильника и периодически пизжусь с собаками за еду? — судя по его виду, он именно так и думал, поэтому я только тихо посмеиваюсь, приглашающе распахивая дверь своей небольшой двухкомнатной квартиры. — Ну, понеслась пизда по кочкам.
Первое, что бросается в глаза, это женские сапоги и пальто на вешалке. Потом уже до меня доходит стойкий запах духов, перегара и звуки с кухни.
Обреченно закатываю глаза и сразу иду на кухню, чтоб сразу разобраться с одной из проблем.
— Так, куколка, шмотки в зубы и нахуй отсюда. — Говорю довольно-таки молоденькой брюнетке, стоящей на моей кухне в одних трусах и усиленно изображающей готовку.
— Ты кто такая? — хамовато спрашивает она, тыкая в меня вилкой в масле.
— Твою мать. — Вздыхаю я. — Она мне еще и хамит. — Негодующе обращаюсь к Паше, который с любопытством рассматривал отличный ремонт в квартире. Он реально думал, что я живу в коробке. — Солнце, ты не поняла? Съебывай, пока ноги целы. Нахуй — это отсюда. А точнее — прямо по коридору. Я считаю до пяти, а потом достаю травмат. И голенькой гоню тебя отсюда. Так что давай. Тыг-дык — тыг-дык отсюда!
Брюнетка, выплюнув что-то ядовитое в мою сторону, скрывается из кухни, задевая меня за плечо, слава всем ее богам, за здоровое, и вскоре хлопает входная дверь.
— А батя у тебя еще ниче такой, раз таких красавиц снимает. Напомни мне, почему ты дома не живешь?
— Потому что, когда батя нажирается в слюни, я кажусь ему своей матерью, и он избивает меня в сопли, что меня очень-очень не устраивает. Трезвый он более-менее нормальный, относится ко мне нейтрально, а вот пьяный — все, пизда, тушите свет. Все, что найдешь в холодосе — все твоё. — Крикнула я и пошла искать отца.
Родственник нашелся в зале, лежа на диване с приспущенными штанами. Благо, трусы были на нем. И на том спасибо.
А дальше началось мое самое любимое: перетащить его на кресло, что с моей рукой было пиздец как сложно, приковать его по рукам и ногам к ножкам, вставить капельницу с витаминками и со всего размаху проехаться по его лицу ладонью.
Привести в чувство его можно было только таким способом, но в силу того, что отец раньше был аж вторым человеком в местной банде, то он сразу же кидается в драку, не разбирая, кто перед ним. Первый раз я долго ходила с синим лицом.
— Доброе утро! — радостно скалюсь ему в лицо, когда отец перестает нервно дергаться и смотрит на меня почти осознанно. — Смотрю, без меня тебе тут вообще заебись живется, да?
— Ничего себе, какие люди на районе! — выплевывает он в мою сторону, крутя руками в наручниках. Отец очень не любит процесс откапывания, поэтому дополнительно приходится его еще и скотчем мотать. Так, на всякий случай. — Давно тебя не было.
— Четыре месяца.
— А че щас припёрлась?
— Помощь твоя небольшая нужна. — И я скидываю куртку, разматывая уже непригодную для жизни рубашку. — Зашить это дерьмо надо. А попросить, к сожалению, кроме тебя, некого.