Он внимательно приглядывается к ране, и на секунду, мне кажется, в его взгляде скользит что-то похожее на гордость. Ну ничего себе! Чтобы получить внимание отца, мне нужно было получить всего-то ножевое в плечо. Как же я раньше-то не додумалась!
— Неплохо! — со знанием дела замечает он. — Ладно, развязывай, ща зашью.
— А вот тут ты хуй угадал. Полу-пьяного я тебя к себе не подпущу. Поэтому сначала пару часиков трезвеем, а потом уже и исполняем отцовский долг. А я пока пойду, квартиру уберу и пожрать тебе приготовлю.
Гневные выкрики в свой адрес я даже не слушала. Просто пропускала мимо ушей. За детство я уже нормально так наслушалась этого дерьма.
— Я все-таки до сих пор понять не могу, — подъедая жареную колбасу со сковороды, прошамкивает парень, — почему у тебя с отцом такие траблы.
— Паш, — устало вздыхаю я, убирая из раковины посуду в посудомойку, — тебе и не понять. Ты вырос в полной и любящей тебя семье. Папа учил тебя ходить, мама тебе слюнки подтирала и с ложечки кормила. У меня же история немного иная: я еще года в два поняла, что, если не пойду, то умру. Не знаю, как так, но я четко помню двухлетнюю себя и эту мысль в моей голове. Шнурки завязывать меня учили братки с банды, потому что моему отцу не было до меня дела, у него были занятия поважнее. В то время шел перераздел теневых структур — кто чем торговать будет, кто какие услуги предоставлять. Ни для кого не секрет, что город поделен на четыре района: Север, Юг, Восток и Запад. У каждого своя инфраструктура, со своими главами и тд. Так вот, мой отец был одним из четырех генералов, второй человек после Главы. Поэтому я родилась и выросла в этом. Меня воспитывал старый Решала, тот, кто контролирует Глав, когда ему было скучно. Хотел даже поставить меня на свое место, но я была слишком мала, и слава богу. И тогда на его место пришла Кошка. Евгения Кошка, может, слышал.
— Это та самая, которая постоянно разборки всякие разбирает и которую по телику часто показывают?
— Типа того. — Вздыхаю я. — Тебе просто не осознать этого. Твои неудачи воспринимались как должное, типа, маленький еще, еще научится. Мне же ошибаться нельзя было. Я была дочерью Генерала. На меня априори возлагались нереальные надежды. Мне в четыре года уже приходилось бороться за свою жизнь, чтобы меня не украли с целью шантажа. Времена тогда были не айс. Тебя, как и большинство мирных, это никак не задело, а я родилась и выросла в этом. Именно поэтому, Паш, на всех разборках меня обходят стороной. Потому что знают, чья я дочь. Хуевая и неудачная версия своего отца…
— Но характер все равно мой. — Устало произносит отец, абсолютно трезво смотря мне в глаза.
— Че, как витаминная ванночка? — не преминула поддеть его, выставляя перед ним зелень из холодильника и вареное мясо.
— Как серпом по яйцам. — Лаконично отвечает он, вгрызаясь в куриное филе. — Когда уже будет проще, а?
— Когда бухать перестанешь. И сразу все такое красивое и радужное. И даже в банду вернешься. И от меня Кошка отвалит наконец-то со своим «Рудичка, ну будь генералом! Эти ебланы меня в край достали! Я так больше не могу, я без тебя не справлюсь!»
— Кошка хочет сделать тебя Генералом Севера? — Подавился он, выплевывая на тарелку все, что было во рту.
— На самом деле, она хочет сделать меня своей левой рукой. Пёс давно просит у нее напарника, и я ему неплохо подхожу.
— Нормально так, — со знанием дела говорит батя и наконец-то переключается на насущную проблему. — Показывай, че у тебя с рукой.
То, как он на живую зашивал мне руку, я даже вспоминать не хочу. Но сдерживать себя приходилось знатно, потому что еще лет в шесть мне вдолбили, что за каждую слабость приходится платить, поэтому я абсолютно молча вытерпела всю процедуру, лишь иногда сильнее сжимая Пашину руку.
— Нда, отношения у тебя с отцом, конечно, огонь. — Наконец сказал он, когда мы оказались в моей комнате. — Я при своих даже материться не могу. Не то что так свободно что-то обсуждать. На самом деле, со стороны может показаться, что вы довольно-таки близки.
— Ну, — задумалась я, — мы неплохо ладим, когда он не в слюни ужратый. А это происходит довольно-таки редко. Очень редко. В основном, когда мне что-то надо и я вот так его прокапываю, предварительно пряча всю алкашку в доме.
— А почему он бухает?
— Ну, ты знаешь, что такое ПТСР?
— Ну примерно прикидываю, — отвечает парень, рассматривая мою комнату, в которой я не была уже четыре месяца, предпочитая кантоваться в детском саду.
— Когда он ушел из банды из-за какой-то неприятной ситуации, у него смысл жизни пропал, и он забухал. Когда была довольно мелкой, он меня не особо трогал, а когда подросла, стала похожа на мать, тогда и драться с ним начали. Раньше отвечать страшно было, отец все-таки, а сейчас ёбнуть ему — как в магазин за хлебушком сходить.
— Тяжело, наверное, вот так вот жить, самой по себе?
— Да нет, нормально. Я наоборот не представляю, как бы я со своим характером выживала в полной и любящей семье. Мне было бы тяжело.
— На самом деле, я думаю, что, если бы твоя семья была бы нормальной, то и характер у тебя был бы другой. Более мягкий и покладистый, и тогда бы ты нравилась таким парням, как… — И тут он начинает невразумительно мямлить, чем вызывает только мой смех.
— Таким парням, как Антоша, ты это хотел сказать? — смеюсь я, заваливаясь на кровать, и похлопывая рядом с собой. — Говно идея, на самом деле. Говно, как оно есть. Я просто недавно только об этом думала, и поняла, что лучше я буду собой, чем такой мразью, как Валюха. И лучше буду одна, чем меня будут окружать такие люди, как Антоша.
— На самом деле, Рудислава, ты не одна, — и с какого это момента его голос такой тихий и интимный, а лицо так близко? Рука, что до этого лежала на кровати, словно змея, полезла вверх, обхватывая мое лицо. — Ты никогда не была одна.
И поцелуй, что отпечатался на моих губах в следующий момент, я запомню на всю жизнь, потому что он станет точкой отсчета, после которого вся моя жизнь скатилась в невообразимую пизду.
========== 6. “Буря грядет” ==========
— Слыш, Сатана, вставай! — Оглушительный стук в дверь заставил меня подскочить на месте и схватить первое, что попалось в руку, то бишь светильник, готовясь запустить его в первого, кто на глаза попадется, но зато не разбудил мирно посапывающего парня рядом со мной. — Мне Кошка звонила!
— Охуительное начало диалога! — выдыхаю в лицо отцу, за секунду оказавшись у двери. — И че?
— Через час мы должны быть в центре. Будет суд банды. Над тобой.
— Чего, блядь? — удивленно-зло тяну я, натягивая на ноги кожаные лосины одной рукой, а другой пытаясь привести в порядок волосы. — С какого хуя?
— Примерно тот же вопрос задала Кошка, когда позвонила: «Гор, какого хуя?». Не оправдываешь ты ожиданий, дочка. — Смеясь, проговорил батя, надевая на себя кожанку. Лет сто ее уже не носил. Красивый.
— Хуёчка, — огрызаюсь я, на что родитель только весело смеется. Возможность побывать в банде несомненно омолодила его на пару лет и придала какого-то блеска в глазах, уверенности. — Ты же понимаешь, что если суд банды, значит, пиздец какой-то! Его последний раз устраивали лет пять назад, когда один из воинов пошел против своего Генерала! Херовая была история, бать. И сейчас меня должны обвинять в чем-то не менее злодеянном, чтоб вызывать аж на суд, а не на лекцию о вреде плохого поведения.
— Это все, конечно, хорошо, что ты так быстро собралась и уже даже из квартиры вышла, но что ты будешь с парнем своим делать?
— С кем? — удивилась я, смотря на отца, как на идиота, а потом до меня дошло. — А, с Паштетом? Ничего. Пусть спит. На суде банды ему делать нечего…
— Я с вами! — доносится из моей комнаты, и из дверного проема показывается уже одетый и даже причесанный, довольный собой Паштет.
— Конечно! — легко соглашается отец, как будто на суд банды съездить, как на детский утренник сходить!