И хоть я и не спала, так, дремала из-за проклятых вертолетов, рука Паши, которая гладила меня до самого утра, давала мне нехилое заземление. Вот эту самую точку опоры, которая нужна каждому пьяному человеку, когда он в прямом смысле находится между небом и землей.
Состояние полного алкогольного опьянения похоже на воду. Ты барахтаешься, не можешь точно скоординировать свои действия и не знаешь где низ, а где верх. Но связно смыслить я могла прекрасно. Даже что-то осознанное барахталось в моем головном киселе. В основном, кончено, это были о том, какой Паша все-таки хороший, но и мысль, как загнать в угол эту зарвавшуюся выскочку все же всплывала на поверхность. Но топилась Пашиными пальцами, что случайно скользили по голому позвоночнику. Но такое происходило очень редко, и когда происходило, парень опасливо одергивал руку, сразу же возвращая майку на место и поднимая руку чуть выше, чтобы больше не лезть за края.
И так было до самого утра. Ровно до тех пор, пока не прозвенел будильник. Как только заиграла противная мелодия, рука пугливо дернулась и опала у меня на талии, а сам парень притворился глубоко спящим.
И, не смотря на то, что лежали мы так часов пять от силы, я чувствовала себя прекрасно. Просто идеально! Не было ни головной боли, ни тошноты, ни любого другого симптома похмелья. Я была бодра и полна сил, что случалось со мной очень редко. А просто прекрасное настроение не могло испортить ровным счетом ничего. Я давно так не отдыхала. Давно не чувствовала себя такой защищенной. Только в объятьях Антона, моего Антоши, я могла расслабиться с полна, зная, что мне ничего не угрожает. Но теперь это чувство пришло и в присутствии Паши. Или, скорее всего, оно всегда было, просто я его не замечала. Оно не было мне нужно. И опять, как всегда, когда Паша нужен был мне больше всего на свете, он оказался рядом.
— Вставай, оладушек! Нам в школу через час. А надо еще поесть и вернуться в божий вид. — Я улыбнулась, видя, как Паша искусно изображает только что проснувшегося воробушка: весь такой встрепанный и с осоловелым взглядом.
— Что? Злобина, какие уроки? Ты че такая бодрая? Вчера же в говнище была!
— Наследие отца-алкаша! — Улыбаюсь я и сладко потягиваюсь. Господи, как же хорошо и спокойно. Безопасно.
— Рудюш… — Заискивающе тянет он, пряча лицо в подушке, но все равно продолжая лукаво посматривать на меня одним глазом. — А сделаешь бутеры? В холодильнике все есть.
Я с сомнением кошусь на парня, но, вздохнув и закатив глаза, поднимаюсь на ноги, одергивая края задравшейся майки.
— Если через пятнадцать минут не выйдешь кушать — я оболью тебя холодной водой, и в школу ты пойдешь голодный!
— Заметано. — И он просто отворачивается лицом к стене. Скотина!
Через сорок минут, когда мы с Пашей, как обычно отписывая друг другу незлые шпильки стояли в курилке, мне в контакте пришло сразу два сообщения от тех двух людей, которые вместе могли написать мне только в случае апокалипсиса.
Виктория Плохова:
«Руди, тут полный пиздец!»
Диана Валвенкина:
«Злобина, тебе лучше прямо сейчас бросить все свои дела и явиться в класс. Тут дичь что происходит!»
Бросив нервный взгляд на Пашу, выкидываю недокуренную сигарету прямо на землю и срываюсь на бег, чтобы увидеть реальный пиздец.
========== 4. “Добей” ==========
По коридорам школы я неслась полная решимости как минимум убить кого-нибудь.
Как же она достала! Господи, кто бы просто знал, как она мне настоебала со своими пакостями! Так сложно оставить меня в покое? Сука! Забрала Антона, мое сердце, так сиди, блядь, с ним и не выебывайся! Нет, надо показать свое я!
Не знаю, может, у меня по пути к классу выросли рога, но малышня передо мной буквально разбегалась в разные стороны, стараясь прижаться к стенам, лишь бы я не зацепила их. А я была слишком не в состоянии, чтобы обращать на это внимание.
И как назло, кабинет находится на четвертом этаже, так что когда я взлетела по лестнице, я выглядела как разъяренная фурия, не меньше.
И лишь у класса остановилась и выдохнула. Нельзя показывать свою слабость. Никому нельзя! Иначе сядут на шею и ножки свесят, поэтому я, улыбнувшись свей самой мерзкой и презрительной улыбкой, спокойно открыла дверь класса, чтобы увидеть… Себя. Голую. На вульгарных красных простынях в невероятных позах. Фото этой порнографии были расклеены по всей огромной доске.
Одноклассники, стоило увидеть меня, стоило только поймать мой взгляд, не сулящий не то что ничего хорошо, даже плохого я не обещала, сразу пиздец, попрятали виноватые морды и расползлись по своим местам, оставляя Валю одну. Совсем одну, потому что Антона сегодня не будет. Я знаю это, потому что вчера у его младшего брата был день рождения, и в эти дни Антоша никогда в школе не появляется. Но она, видимо, не знала этого и ждала его протекции, когда я соберусь сделать то, что должна.
— Знаешь, что, Валюш, — сладко тяну я, медленно, словно змея, приближаясь к ее парте, — это уже переходит все грани дозволенного. И недозволенного тоже. Я уже предупреждала, что еще одна выходка — по стенке размажу. Так вот, свой лимит моего терпения ты только что исчерпала. — Она втянула голову в плечи, покрытые модным нынче платьем с отрытыми плечами, уткнув тупой взгляд в столешницу. — А что же ты мне в глаза не смотришь, солнце? Боишься? — Прошипела ей на самое ухо, потому что от бешенства язык скользил между зубов, выдавая реальное шипение. Звучит жутко. На самом деле жутко. — И правильно делаешь. — Когда я положила холодную руку ей на затылок, Валя вздрогнула и на секунду подняла свои щенячьи глаза, но лишь на секунду, чтобы увидеть мою довольную улыбку и движение бровей, после чего последнее, что она увидела за тот учебный день — дерево парты.
Я никогда не церемонюсь с подобным. Можно делать что угодно, но честь мою трогать не стоит. Никогда.
По парте начала расползаться небольшая лужа крови, а потерявшая сознание девчонка аккуратно сползла по парте, оставляя за собой кровавый след.
— Фото эти уберите и сожгите. Блядский фотошоп. И тело это в медпункт отнесите. — Поморщилась я, и парни сразу же кинулись убирать этот фарш. — Итак, класс, я искренне надеюсь, что после сегодняшнего дня не возникнет желающих повторить её судьбу. Пожалеете, что на свет появились. — Прониклись, кое-кто даже сглотнул. Я умею угрожать. И угрозы я свои исполнять умею.
Диана, поймав мой беглый взгляд, уважительно кивает, признавая правоту моего поступка. Еще бы!
К тому моменту, как запыхавшийся Паштет влетел в кабинет, я уже сидела рядом с Викой и обсуждала какую-то чушь, держась за руки. Он лишь обвел взглядом притихший класс, говорить в котором могли позволить себе только мы с Викой, покачал головой и уселся на свое место, даже не посмотрев на меня. Это было обидно, но внимания не стоило, так что я, бросив на него мимолетный взгляд, вернулась к обсуждению какой-то понятной только нам с Викой чепухе.
— Че, Руди, какие планы на вечер? — после уроков спросила Вика, сидя на нашей любимой лавочке в курилке, которую мы лично сюда притащили.
— Никаких, — вздохнула я, — я сегодня работаю. Много дел надо сделать. Начало года, в Ромашке всегда в это время форменный пиздец.
— Останешься там на ночь?
— Ну да, куда мне еще идти? Не домой же мне идти! — Хохотнула я, но смех этот вышел каким-то горьким и даже обиженным.
— Ты всегда…
— Могу переехать к тебе. Бла-бла-бла, — отмахнула я от подруги, даже не дослушав. — Я это прекрасно знаю, и знаю, что тёть Оля и дядь Дима примут меня как родную. Но мне и так нечем расплатиться с тобой за то, что ты сделала для меня. А уж с этим я точно по гроб жизни не расплачусь. Так что, Вик, угомони свои таланты. Сама разберусь. Не маленькая.
— Но идиотка та еще, — вздыхает подруга, понимая, что переубедить меня — гиблое дело. Точнее, поняла она это примерно на пятой минуте нашего знакомства десять лет назад, но принять до сих пор не может.