Хантер, не отрывая от меня взгляда, сказал:
- Да, мне давно вызовов не бросали.
Я не знаю, сколько мы так стояли, но когда очнулась, то Стива и Молли уже не было. Были только мы, и я поняла, что нужно что-то сказать, но язык словно прилип к нёбу. Хантер избавил меня от возможности начать разговор:
- Через неделю я устраиваю вечеринку в честь Стива и Молли, у них годовщина, какая – не помню, но и не суть. Мне нужна помощь.
Я кивнула, а слова так и не вылетали.
Я мысленно наградила себя пинком, а потом-таки оторвала язык от неба:
- Хорошо, ты потом дай мне список того, что нужно, и я помогу.
Он кивнул и направился к выходу.
Потом он обернулся и сказал:
- Знаешь, думаю, это был первый раз за все время, когда я увидел тебя с другой стороны.
С этими словами он закрыл дверь и ушел.
Я стояла в оцепенении и не могла сдвинуться с места.
Тот магнетизм, что присущ только Хантеру, словно поглотил меня, я была сама не своя, пока мой мобильный не разорвал тишину моей квартиры.
Глянув на дисплей, я мысленно содрогнулась. Чейз. После смерти мамы мы не общались, и я всячески старалась этого не делать и дальше, но последние месяцы он осаждал меня звонкам. А когда я сдавалась, то он просил приехать, да еще и поговорить с… даже имя его произнести не могу.
Но сейчас я рада, что могу общаться с братом, хоть между нами очень много недосказанности и… он мне не верит.
Я приняла вызов:
- Привет, сестренка! – послышалось на том конце, когда я приняла вызов.
- Привет, Чейз!
Я старалась говорить так, чтобы ему не казалось, что разговор с ним для меня хуже воны. Но, на самом деле так оно и было.
- Как ты? Рассказывай, - я слышала в его голосе напряжение, но я понимала, что он старался. Мы оба выхаживали маму, когда она слегла, когда умирала, мы были рядом, и хоронили мы ее тоже вместе. Я не подпустила отчима к этому делу, потому что я его ненавидела, но мама.… Мама любила его, а сказать ей, что он за человек, но я не могла, уже тогда мы все знали, что у нее рак. Моя мама была святой женщиной, но она была слепа, и это ранило меня. Причем часто она обжигалась, и все эти ситуации негативно отражались на ней. Она впадала в депрессии, и мы с Чейзом сами росли, делали уроки, Чейз ходил на собрания вместо мамы в мою школу, а я готовила ему завтраки и ужины. Он тоже готовил мне, но в его исполнении это было…плачевно.
Я иногда задумывалась, а нужны ли мы были маме вообще? Она не интересовалась нами большую часть своей жизни, потому что была занята работой и своей лично жизнью, но когда я попала под машину в возрасте 12 лет, и лежала в коме, мама изменилась. То, что я с семи лет готовила и содержала дом в чистоте, было большим плюсом для мамы, но что-то в ней щелкнуло, и она стала…мамой.
Вплоть до моего шестнадцатилетия, пока она не познакомила нас с ним и сказала, что выходит замуж. Причем ни я, ни Чейз не знали, что у нее были отношения с кем-то. Да, это было нечто невероятное, но мы были рады за маму, потому что четыре года мама была рядом, всегда рядом. Но потом появился он. И все пошло насмарку. Он был ее воздухом, ее смыслом жизни. Чейзу он быстро стал другом. Мне он поначалу тоже нравился. Поначалу. А потом я возненавидела его. Кода я его видела, я представляла, как прокалываю его руку вилкой или расчленяю его. Да, жестоко, но он это заслужил.
Чейз откашлялся, и я поняла, что опять мой речевой аппарат отказал.
- Прост, Чейз. Я сегодня что-то часто витаю в облаках.
Чейз усмехнулся. Я даже представила себе это. Мой брат очень красив, у него иссиня черные волосы, голубые глаза, он высокий и крепкий, у него добрая улыбка и он… такой мягкий, что хочется всегда быть рядом с ним, потому что знаешь, что с ним комфортно и ты в безопасности.
- Прочти еще раз. Как ты сам-то поживаешь?
Он выдохнул и сказал:
- Да я нормально, а Том…
- Даже не упоминай!
- Кендалл….
- Нет, - я снова прервала брата. – Я не хочу слушать и слышать о нем.
- Почему ты такая упрямая? Он тебе ничего не сделал. Он мне сам сказал….
- Да мне плевать, Чейз, что он говорит! Понял? Плевать!
- Ты можешь прекратить истерику и поговорить с ним…
- Нет! – на этот раз я уже заорала. Меня била дрожь. Во мне проснулась ненависть, и воспоминания как лавина накатили и не отпускали.
«Он сидел близко ко мне и положил руку мне на бедро.
- Прости, это случайно вышло, - он поднял руки в знак капитуляции, когда я встала и окинула его презрительным взглядом. Я посмотрела на маму, которая стояла спиной к нам и возилась с сервизом и готовила чай.
- Еще раз меня тронешь, и я сделаю тебе больно.
Он улыбнулся, но улыбка больше походила на оскал.
- Нет, Кендалл. Ты ничего не сделаешь и не скажешь. А если да, то…»