Хард пропускает мимо ушей мои подколы, что жутко разочаровывает. Я только размялась и вошла во вкус. Спорить и припираться с кареглазым дьяволенком очень интересно и опасно. Ощущение, что ходишь по натянутому канату между небоскребами – одно нелепое движение и падение.
Британец разглядывает мою скромную комнату обычной девчонки, не задерживая своё внимание дольше нескольких секунд на моих вещах.
– Живешь одна? – он походит к письменному столу и перекладывает с места на места мои тетради и учебники, создавая хаос на моем рабочем месте. Я аж потею от возмущения и бестактности этой скотины, и Хард подмечает мою реакцию. Это то же самое, если бы я заявилась к брюнету домой и нарушила бы его порядок.
– Интересуешься ради любопытства или планируешь еще одну встречу? – Томас хмыкает и закатывает глаза. Моя привычка не отвечать на прямо поставленный вопрос бесит кареглазого. – М, Томми? – он вспыхивает от гнева и обдает меня пылающим взглядом, пуская в меня сверкающие молнии. Если бы взглядом можно было убивать, моё бездыханное тело валялось бы на постели.
– Не смей меня так называть, – Хард цепляется за спинку моего кресла как за спасательный круг и единственную вещь, что удерживает его на месте от моего удушения. Умереть после первого и последнего секса в своей жизни – есть в этом что-то поэтичное.
– Или что, Томми? – он загнанно дышит через рот и карие, пронзительные глаза его бесстыдно рыскают по оголенным участкам моего тела, забираясь под белоснежную простыню. – Ой-ёй, прости, – наигранно хлопаю себя по губам, наказывая за шалость, но я знаю, что наказать мои губы мечтает Хард, – я больше так не буду, Томми…
Озверевший Томас срывается с места, а я даже пискнуть не успеваю. Британец хватает меня за шею, стаскивает на пол и ставит на колени. Хард перемещает ладонь на затылок и держа меня за волосы, оттягивает голову назад до пронзающей боли, отчего в уголках моих глаз собирается капельки слёз.
– Я ведь могу и передумать, – горячий и яростный шёпот Томаса проникает в мои приоткрытые губы крупными глотками, обжигая изнутри, – и взять тебя силой, – длинные пальцы брюнета впиваются в кожу и сильнее натягивают волосы, вынуждая меня скулить. – И мне будет абсолютно плевать на твой комфорт и твоё наслаждение, – мягкие губы Тома около моего уха и его грязные, грубые слова ласкают мой слух.
Давление на затылке исчезает и Хард возвращает мне личное пространство, но не торопится уйти. Стоит рядом и смотрит на меня с высоты своего роста, опустив голову.
– Если ты хочешь, чтобы я… – смущенно поглядываю на ширинку брюнета, предчувствуя, что ему сейчас не помешала бы разрядка, и заливаюсь густым румянцем, – тебе придется поэтапно мне все объяснять. – Послушно сижу на коленях, положив руки на бедра – не самая унизительная поза, особенно, если парень, перед которым ты совершила коленопреклонение, желает твой ротик.
– Господи, во что я вляпался? – хихикаю как дурочка и во все глаза наблюдаю за Хардом. Он косится на меня, воспринимая моё поведение как помутнение рассудка или как побочный эффект от первого секса в жизни.
– Я хочу ещё… – облизываю губы кончиком языка и выпрашивающим взглядом застенчиво смотрю на любвеобильного ловеласа, чей авторитет взлетает до небес от столь интимной и кроткой просьбы.
– Что? – от удивления у Харда глаза лезут на лоб, а секундная злость улетучивается, сменяясь чистым интересом и желанием. Вижу, как шоколадные омуты темнеют, и неестественная пелена застилает взор.
Томас сглатывает и растерянно смотрит по сторонам, игнорируя мой широко распахнутый, просящий взгляд. Он сбит столку. Обескуражен. Такие, как Хард не привыкли исполнять просьбы девушек. Чаще всего в этом нет необходимости. Но я не простая девушка, и кареглазый обольститель знает об этом.
Брюнет поднимает меня на ноги, придерживая за плечи. Как тряпичная игрушка поддаюсь на все манипуляции британца. Он усаживает меня на кровать, а сам пристраивается со спины, оставляя между нашими телами просвет в жалкий миллиметр.
Опаляющее дыхание Харда приятно ложится на плечи и в том месте, где кожи моей касаются теплые струйки дыхания, я покрываюсь мурашками. Вздрагиваю и кожей чувствую самодовольную ухмылку Томаса.