– Ты позвал меня на эту вечеринку и всё что произошло – твоя вина, – шатаюсь как болванчик, стараясь говорить спокойно и не устраивать истерик, которые не тронут каменного сердца этого мерзавца.
– Не я заставил играть тебя в эту игру, Майя, – брюнет стоит на расстоянии, но его дыхание долетает до моего лица и отпечатывается на коже. – Но как я сказал, ты выглядела не так жалко, как могла бы, – самодовольная ухмылка беспощадно полосует моё сердце, уничтожая все те хорошие и приятные мгновения, что были между нами. Пьяная и наивная идиотка, настроившая воздушных замков.
– Жалко выглядел бы ты, продолжи я играть дальше по правилам, Брэда! – шах и мат, козлина!
Хард может держать дистанцию, сохраняя свой авторитет, но игнорировать тот факт, что у него поджилки трясутся от одной только мысли, что я могу заинтересоваться Брэдом, бесполезно.
– Я просто забрал бы тебя из его постели на следующий день обратно в свою, – слова британца – удар под дых. Сверкает своей поганой улыбкой победителя и уничтожителя девичьих сердец и душ.
Жутко хочется подобрать камень с газона и заехать по его самодовольной, наглой роже.
– Может быть скоро так и будет… – меня пробирает мелкая дрожь. Конечно, я не собираюсь спать с Брэдом – он пугает меня сильнее всех выходок британца, но призрачная возможность поможет этому кареглазому черту понять, что моё прибывание в его постели – необходимо и важно для него.
Не желая больше продолжать губительный разговор, ускоряю шаг и двигаюсь в противоположном направлении от своего дома. Плевать! Может мне необходимо потеряться. Побродить по ночным улицам и проветрить мозги. Вспомнить, что такое приятное одиночество, когда ты никому не нужна и никто не нужен тебе.
– Майя! – выигрышная в споре машина тормозит на пустынной дороге и Хард выходит из салона автомобиля держась на расстоянии.
– Забыл дорогу домой, Том? – его передергивает от стальных ноток в моем голосе, одновременно наполненном ехидством и не скрываемой болью. – Спроси у своих друзей, они знают всё.
– Я не настолько мудак, чтобы позволить девушке ночью, одной, добираться до дома. – Томас опирается на дверь машины, готовый по свистку испариться из поля зрения и не доводить до крайности, нервируя меня.
– Какая забота. – Меня трясет от холода и истерики, вместе с тем от слез, стекающих по щекам я чувствую некое облегчение и странное тепло.
Желание бродить по ночным переулкам, лелея свою боль, резко пропадает.
Молчаливо сажусь в машину, пока Том всё еще стоит на улице, очевидно соображая куда я делась.
– Можешь рассказать… – Хард начинает издалека, осторожно подбирая слова, но бестактно косится на мой левый бок. Не могу обвинять его в любопытстве – это вполне естественно для человека.
– Забудь то, что видел! Учитывая твое врожденное безразличие ко всему, для тебя это не составит труда. – Хард смотрит прямо на освещенную фарами дорогу, сжав челюсти от бурлящей злости, которую я вызываю в нем своим непокорным поведением. Конечно, ведь я почти подрываю авторитет его абсолютной власти среди друзей. Какая-то жалкая девчонка, которую бил отец, осмеливается проявлять такое неуважение, когда у неё так любезно выпытывают прошлое, якобы, пытаясь, помочь.
– Если бы ты кончила, то не принимала бы сложившуюся ситуация так близко к сердцу.
– Что? – моему возмущению нет предела. Я вижу отражение Харда в лобовом стекле и снова это острое желание распустить руки, чтобы хорошенько врезать ему, стерев с лица эту довольную ухмылку.
– А тебе стоило бы проявить больше уважения к девушке, благодаря которой ты выиграл спор, оградив её от тупости своих друзей. Но друзей не выбирают, да? Дружишь только с теми, с кем выгодно и кто повышает твой авторитет. – Британец сжимает руль до побеления костяшек и резко тормозит около моего дома. Такой неблизкий путь, но такая короткая беседа.
– Скажи спасибо, что я вообще за тобой пошёл. – Он цедит сквозь сжатые зубы каждое слово. Не смотрит на меня. Но пышет злобой и ядом, как и все из его окружения.
– Считаешь это благородным поступком? Ну так засунь себе его в задницу! – клацаю зубами в паре миллиметров от его уха, выплёвывая слова как грязь ему в лицо, и сломя голову выхожу из машины, опасаясь, что Том попытается остановить меня.
Но он уезжает, оборвав на незаконченной ноте свой не состоявшийся благородный поступок.
Глава 11. Майя
Никто не предупредил, что жуткое похмелье на следующее утро – это пытка и плата за выпитую бутылку спиртного. Голова пульсирует от тупой, распирающей боли, когда малейшее телодвижение отдается ритмичным стуком в висках. Солнечный свет причиняет резкую боль глазам, и я посильнее натягиваю одеяло, чтобы прекратить эти мучения.