Наша группа одаренных творцов прекрасного маленькая и довольно уютная. Живопись – это действительно дар, которым обладают единицы, поэтому спрос на факультатив небольшой. Господи, ну что я здесь забыла?
Грациозно занимая свои места за мольбертами, на первом плане сидят три девушки, одна из которых – Кэт.
Три мольберта стоят позади, один из которых занимаю я. Небеса уберегли меня быть выдающимся лидером очередного факультатива. Возможно, никто и не увидит мои жалкие попытки нарисовать что-то стоящее.
Пепельные волосы Кэт собраны в высокий пучок, чтобы не мешать творческому процессу и не отвлекаться на непослушные пряди. Она несколько раз оборачивается и подбадривающе мне улыбается, но во взгляде её изумрудных глаз сквозит замешательство. После вчерашнего ей неловко также, как и мне. Узнать чужие тайны – очень интимный момент, а мы с Кэт еще не такие подруги, чтобы изливать друг другу душу. Хотя если признаться честно, я ждала от нее поддержки, желая увидеть бойкий нрав этой девушки в действии. Но Кэт предпочла молчаливо наблюдать и слушать, не ввязываясь в конфликт. Нельзя её винить, но неприятный осадок на душе остался.
– Наше первое занятие, господа художники, – столько пафоса, что я непроизвольно прыскаю от смеха, скрываясь за мольбертом, – знакомство с вами и вашим внутренним миром. Хочу, чтобы вы отразили состояние своей души на чистом холсте бумаги, взглянув на которой я сразу же понял, что творится у вас внутри, – мистер Ральф прикладывает ладони к сердцу, мечтательно устремив свой взор в пространство.
Мне бы сейчас похмелиться, а не вытаскивать печаль и тоску из души, облачаю их в картину.
– Хочу узнать в… – прекрасные, высокие речи мастера прерываются наглым и нетерпеливым стуком в дверь и незваный гость даже не дожидается разрешения, чтобы войти. Только один человек способен на такое хамское поведение…
Дверь судорожно открывается и когда на пороге появляется его высочество Надменная Задница сердце уходит в пятки от страха.
– Мистер Хард? – британец широко улыбается профессору и бесшумно прикрывает дверь, извиняясь за вторжение.
Не позволяйте ему остаться! Умоляю.
Устремляю просящий взгляд на мистера Ральфа, но тонкая, впечатлительная натура художника полностью поглощена таким интересным и ярким объектом, как Томас Хард.
– Вы разве записаны на факультатив?
– Мистер Ральф, это же искусство, – медленно плывет к свободному мольберту, – разве можно предугадать, когда вдохновение снизойдет на тебя и заставит творить? – от чарующего и тягучего голоса Томаса, похожего на приторную карамель, меня передергивает. Не выдерживаю и оборачиваюсь, пуская в Харда холостые убийственные молнии. Кареглазому черту абсолютно плевать! Натренированный безразличием и развивший чувство абсолютного превосходства, Том не обращает внимания на мое возмущение.
– Позвольте остаться и понаблюдать за творческим процессом? – любезность британца хлещет через край, как дешевое вино. Хард ослепительно улыбается и обращает взор своих полыхающих омутов на меня, приковывая взглядом к месту.
Замечательно! Новый способ развлечения для кареглазого дьявола – издеваться над моими художественными навыками.
– Оставайтесь, мистер Хард, оставайтесь, – тревожно смотрю на мастера, уповая на чудо и изменчивость решения художника, но мистер Ральф ослеплен харизмой этого подонка и слишком впечатлен разыгранным спектаклем. Его даже не волнует возмутительный факт того, что Хард занял свободное место за мольбертом до того, как получил разрешение остаться.
Как любой итальянский художник Бернард Ральф – очень чувственная, тонкая и эмоциональная натура, живущая мечтами в воображаемом нарисованном мире. Красивые речи об искусстве зажигают его сердце, до краев наполняя любовью. В свойственной манере для многих художников мистер Ральф всегда носит яркие береты и обладает завивающимися усами, кончики которых смешно подрагивают, когда мастер улыбается.
Напеть дифирамб и получить одобрение художника для Харда не составило труда.
Умеет подлизывать задницу ради достижения своих целей!
– У вас есть несколько часов, чтобы подумать об образах вашей картины, – Томас насмешливо усмехается, развалившись на стуле как гребаный завоеватель мира. – Представить их. Ярко и красочно. – Меня бросает в пот. Чем больше мистер Ральф говорит, тем страшнее начинать. Один вид красок и кисточек меня пугает. Я не умею обращаться с художественными инструментами. Живопись – вообще не моё! А еще Хард сидит запредельно близко и дышит мне в спину, подготавливая язвительные шуточки.