Они разговаривали, а Бах вытирала пот с ладоней. Она не понимала, к чему все это ведет, разве, что Бирксон на полном серьезе пытается отговорить Ханса Лейтера от того, что тот собирается сделать. — Она посмотрела на часы, — через два часа и сорок три минуты.
Это начинало сводить с ума. С одной стороны, Бах поняла, каким образом Бирксон пытается установить контакт с киборгом. Они уже перешли на «ты», и, по крайней мере, чертова машина старалась отстаивать свою позицию. А с другой стороны, что с того? Какой от этого толк?
Офицер Уолтерс подошел и что-то нашептал Бах на ухо. Она кивнула и похлопала Бирксона по плечу.
— Они готовы сделать снимок в любой момент, — сказала она.
Он отмахнулся.
— Не мешайте, — громко сказал Бирксон. — Становится интересно. Так, если то, что ты говоришь, правда, — обратился он к Хансу, встав и начав сосредоточенно расхаживать взад-вперед, только на этот раз уже за линией ограждения, — то, возможно, мне стоит заглянуть в твою душу. Тебе действительно больше нравится быть киборгом, чем человеком?
— Во много раз, — голосом полным энтузиазма, сказала бомба. — Теперь мне не нужно спать, не нужно беспокоиться о смерти или еде. У меня есть целый бак питательных веществ, постепенно поступающих в мозг и центральную нервную систему. — Он замолчал на какое-то время. — Я хотел избавиться от скачков гормонов и следующих за ними эмоциональных реакций, — признался он.
— Не везет в любви, да?
— Не в этом дело. Меня все время что-то отвлекает. Так что, когда я услышал о месте, где из меня могут сделать киборга и избавить от всего этого, я сразу же примчался туда.
Бездействие нервировало Бах. Ей нужно было что-то сделать или сказать.
— Когда ты собираешься закончить начатое? — отважилась влезть в беседу она.
Бомба начала что-то говорить, но Бирксон громко рассмеялся и сильно хлопнул ладонью Бах по спине.
— О, нет, начальник. Все гораздо сложнее, верно Ханс? Она пытается заставить тебя сдаться. Этого не произойдет, начальник. Незачем приплетать сюда честь.
— Кто это? — подозрительно спросила бомба.
— Позволь мне представить Анну-Луизу Бах, начальника полиции Нью-Дрездена. Анни, познакомься с Хансом.
— Полиция? — спросил Ханс, и по спине Бах побежали мурашки, когда она уловила нотку страха в его голосе.
Что этот маньяк делает, запугивая такого парня? Она уже была близка к тому, чтобы снять Бирксона с дела, но откладывала это потому, что заметила знакомую картину, нечто, в чем она может участвовать, даже пусть с некотором позором для себя. Это же был старый, проверенный трюк — хороший и плохой полицейский.
— Ой, не будь таким, — сказал Бирксон Хансу. — Не все копы плохие. Взять к примеру Анни, она — хороший человек. Дай ей шанс. Она только выполняет свою работу.
— Да я ничего не имею против полиции, — сказала бомба. — Без нее социальная машина не сможет работать. Закон и порядок — основа будущего механического общества. Рад с вами познакомиться, начальник Бах. Жаль, что обстоятельства сделали нас врагами.
— Я тоже рада, Ханс.
Она думала, осторожно подбирая слова, прежде чем задать новый вопрос. Ей не хотелось прибегать к суровому подходу, чтобы противопоставить себя приятному дружелюбному Бирксону. Ей не нужно быть враждебной, но не повредит, если она задаст вопросы, которые обозначат мотивы Ханса.
— Скажи, Ханс. Ты говоришь, что не луддит, что любишь машины. Знаешь, сколько механизмов ты разрушишь, взорвав себя? И, более важно, что сделаешь с общественным аппаратом, о котором ты говорил? Целый город будет стерт с поверхности Луны.
Бомба, казалось, обдумывала услышанное. Ханс замешкался, и Бах увидела проблеск надежды, впервые с тех пор, как началось это безумие.
— Вы не понимаете. Вы говорите с органической точки зрения. Жизнь важна для вас. Машину это не волнует. Повреждение для нее, даже для такой большой, как общественный аппарат, — то, что можно починить. Можно сказать, я надеюсь стать примером. Я хотел превратиться в машину, которая...
— А самая лучшая, самая совершенная машина, — вставил Бирксон, — атомная бомба. Это — венец развития технологий.
— Вот именно, — довольным голосом сказала бомба, приятно, когда тебя понимают. — Я хотел стать самым сложным механизмом, которым только мог, и вариант у меня был лишь один.
— Прекрасно, Ханс, — выдохнул Бирксон. — Я тебя понимаю. И если мы продолжим логическую цепочку, то придем к заключению, что.— и тут он пустился в рассуждения о мире, в котором будут править машины.