Нам твердят, что уничтожением этих элементов мы идем по пути регресса. Пусть так, пусть мы на время отстаем, но зато уверены, что элементов, становящихся угрозой самому существованию власти Трудового народа, нет. И что весь мусор чисто выметен пролетарской метлой.
Если для утверждения пролетарской диктатуры во всем мире нам необходимо уничтожить всех слуг царизма и капитализма, то мы перед этим не остановимся и с честью выполним задачу, возложенную на нас Революцией.
Если же среди наших товарищей есть люди, поддающиеся минутным впечатлениям, находящие какие-то смягчающие вину обстоятельства для хищников, строящих свое благополучие на крови и соках рабочего, – пусть уйдут в сторону, пусть не мешают другим выполнять святые обязанности перед Революцией.
Малодушные прочь с пути!
Побольше прямолинейности, энергии и бодрости в борьбе с проклятым, так упорно отстаивающим свои преступные интересы, врагом!
Да здравствует красный террор!
Да здравствует Чрезвычайная Комиссия-могильщица буржуазии и ее Красный Меч – Особый Корпус!
Лацис
Прочитав все это, я какое-то время сидел без движения. Это вообще было трудно осмыслить. Такой яростный призыв к уничтожению элиты страны и вообще своего народа трудно было себе представить. Но самое страшное было в том, что это уже претворялось в жизнь и потоки крови стали заливать страну от столицы до самых дальних окраин. В застенках ВЧК, на полях Мировой войны и начавшейся Гражданской гибли тысячи людей, удобряя своими телами уставшую от всего этого землю. И среди этого урагана, проносящегося над страной и только набирающего свою силу, в неизвестном месте, спрятанная от всех находилась семья последнего российского императора, которому была нужна наша помощь.
Поняв мое состояние, Эдвард успокаивающе похлопал меня по плечу и продолжил.
–Вы всегда чем-то удивляли европейцев. Вас очень тяжело понять, вот почему английское руководство осторожно относится ко всему, что происходит здесь. Сейчас они думают, на кого делать ставку: на большевиков, меньшевиков, Деникина, Корнилова, чтобы они продолжали войну и не покушались на английские интересы. Ты меня извини, но ради этого, как мне сказали конфиденциально, решили не поднимать вопрос о царской семье. А большевики хотят получить от Романовых все деньги, которые им принадлежат, поэтому так тяжело и шли переговоры.
–Что ты сказал? – я вскочил с кресла и бросился к нему.
–Не я сказал, а мне сказали, – повторил Эдвард, мягко отнимая мои руки от своего пиджака, в который я вцепился.
– Извини, – сказал я и молча сел в кресло.
–Сегодня вечером я встречаюсь с еще одним человеком, может быть, он прояснит ситуацию, – мягко произнес Эдвард и стал разворачивать сверток.
Чего там только не было: и свежий хлеб, и селедка, и копченое мясо, и давно забытая колбаса, и куча других деликатесов, которые завершила бутылка шотландского виски, торжественно водруженная на середину стола.
–Прошу, – сказал Эдвард, пододвигая поближе стулья.
Хотя после всего есть не сильно хотелось, перекусить всё же было необходимо, так как неизвестно, что нас дальше ждёт. Однако после рюмки виски организм стабилизировался, и разложенные на столе деликатесы как раз пришлись кстати. Мы почти не говорили, только сопели и жевали, делая перерыв только для того, чтобы пропустить очередную рюмку. Необходимо было снять то нервное напряжение, в котором мы находились в последнее время. И нам это удалось.
Ближе к вечеру Эдвард пошел на встречу, о которой он мне говорил, а я, выждав еще около часа, направился в условленное место, где должен был ожидать меня мой человек.
Тайное свидание
Одевшись под мастерового, я вышел на улицу. Погода была достаточно обыденной. Светило солнце, которое порой перекрывали набегавшие тучки, но в целом она давала мне возможность нормально провести встречу. А она была назначена на Чистых Прудах, там, где обычно встречаются влюбленные парочки. Прикинув свое местоположение, я решил добраться туда пешком. Время мне позволяло сделать это. Я шел не торопясь, вдыхая прохладный воздух и размышляя над тем, что мне поведал Эдвард. С московских улиц исчезли разодетые барышни и всякая другая праздная публика. Встречавшиеся мне прохожие испуганно спешили по своим делам, вжимая голову в плечи и стараясь идти как можно быстрее. На углах собирались кучки народа, которых агитировали люди с красными бантами на груди, рассказывая о прелестях мировой пролетарской революции и будущей сладкой жизни. А возле магазинов и лавок изможденные люди толпились в очередях за хлебным пайком, который был недавно введен большевиками. Как сказала при встрече моя визави, эти нормы были не для всех одинаковы. И здесь был соблюден принцип пролетарской целесообразности.