«Ну вот, – подумал я.– Все, что могли, мы сделали. Теперь необходимо срочно бежать к выходу, так как времени было в обрез».
И мы, вдохновленные успехом, побежали, что было сил, не обращая ни на что внимания, стараясь как можно быстрее достичь желаемого финиша. Обратный путь оказался намного легче, больших препятствий почти не было, а с маленькими мы справлялись легко. Вскоре показался заветный коридор, в конце которого тлел огонек свечи. Мы подоспели туда вовремя. Когда я протолкнул Эдварда и еле выбрался сам, свеча, немного помигав, погасла, и мерцающий вход с громким хлюпаньем закрылся, отхватив с моего сапога кусок каблука. Если бы я чуть– чуть замешкался, меня бы разрезало пополам.
Теперь необходимо было разобраться с тем, что мы отловили в зазеркалье. Оно напоминало о себе непрестанным дерганьем в сумке и температурой, во много раз превосходящей температуру тела человека. И Эдвард чувствовал себя неуютно, держа свою сумку на вытянутой руке. Пока обстановка благоприятствовала, необходимо было приступить к очищению. Для этого существовал только один способ.
Я положил сумки на пол, затем из тайника вынул сосуд со священной водой и специальную щетку для ее разбрызгивания. Попросив Эдварда отойти в сторону, я стал читать молитвы и одновременно брызгать святой водой на сумки. После первых брызг сумки стали подпрыгивать чуть ли не до потолка. Вскоре из них раздался жалобный вой. По мере накала процедуры очищения сумки съеживались, и активность заключенных в них сущностей падала. В конце концов, подпрыгнув в последний раз, они растеклись и превратились в бесформенную и уже никому не опасную слизь. Теперь следовало их в сумках вынести во двор и закопать, что мы позже и сделали. Сама процедура заняла у нас около часа. Теперь необходимо было осмотреть комнаты, где находилась царская семья, и особенно кабинет императора. Приведя все в порядок, мы под предлогом осмотра каминов и дымоходов стали осматривать жилые комнаты. В целом они были в запущенном состоянии. Никто здесь не следил за чистотой. С другой стороны, это было нам на руку, потому что если и был оставлен какой-то знак, то он в такой ситуации мог сохраниться в целости и сохранности. Осмотр трех находящихся рядом комнат не дал ничего. Пока мы изучали их, пришел наш сопровождающий поинтересоваться, как идут дела и «почесать язык». Удовлетворив своё любопытство, он ушел, а мы двинулись дальше, методически тщательно осматривая все вокруг. Пока ничего такого не было, даже намеков на то, что могло бы привлечь к себе наше внимание. Наконец, мы добрались до кабинета императора. Здесь еще стоял запах папирос, которые он любил курить, а на столе стояла пепельница, куда он складывал окурки.
Мы с Эдвардом разделились. Он пошел справа налево вдоль комнаты, а я наоборот. Я предупредил его, чтобы искал малейшие детали, которые выбиваются из общего фона этой комнаты, то есть то, что вызывает у него хоть малейшее сомнение. Мы стали медленно продвигаться вперед. Я внимательно осматривал стулья, картины, висевшие на стенке, приставной столик, набор ниток и пялец, лежащий на нем, но все тщетно. Ничего экстраординарного не было видно. Та же самая ситуация была и у Эдварда. Наконец я подошел к письменному столу, за которым так любил проводить время император. На первый взгляд здесь все было, как всегда: тот же письменный прибор, кресло, чуть отодвинутое в сторону, костяной нож для нарезки бумаги, коробка спичек, лежащая возле пепельницы. Посмотрев еще раз на все это более внимательно, я двинулся дальше. Книжная полка с приоткрытой дверцей, напольные большие часы и секретер, тоже не привлекли моего внимания. Я посмотрел на англичанина. Тот только пожал плечами, показывая, что и у него тоже нет ничего интересного.