–Прошу, Владимир, – пригласила она меня вовнутрь.
Я, неловко, порой касаясь ее тела, проскользнул в гримерную, и остановился посередине комнаты.
–Прошу вас сюда, – и она указала на диван, стоящий возле гримерного столика.
Я присел, а она опустилась на другую сторону и, внимательно посмотрев на меня, ласково спросила:
–Что вас привело сюда в столь поздний час?
–Да, право не знаю, как и сказать, – начал я, смущаясь. Затем, набравшись храбрости, выпалил:
– Пришел попрощаться с вами, завтра мы уезжаем очень далеко, и я не знаю, увидимся ли с вами еще когда-нибудь!
–Печальная новость, ответила она, – право, не знаю, как реагировать на ваше известие. Со столькими близкими людьми уже пришлось расстаться, и вот теперь вы, ваша очередь, печально.
Она покрутила своей прелестной головкой и, нахмурив брови, отвернулась от меня. Посидев так немного, она затем снова встряхнула головой и, повернувшись ко мне, предложила:
–Знаете что, раз такое дело, давайте пить шампанское. У меня еще со старых времен сохранилась бутылка.
–Право, не знаю, – ответил я.– Пришел к даме с пустыми руками.
–Полноте вам. Сейчас время такое непонятное, поэтому все мы живем только одним днем. Прожили – и слава Богу.
С этими словами она подошла к гримерному столику и достала оттуда бутылку шампанского. Затем, словно ниоткуда, в ее руках появились фужеры, а на столе уютно разместилось зеленое пахучее яблоко.
–Ну, надеюсь, вы не забыли, как открывать шампанское? – и она придвинула бутылку ко мне поближе.
Я взял ее за горлышко, наклонил и стал снимать серебряную фольгу. Потом очередь дошла до пробки, закрученной железной проволокой. Наконец раздался хлопок, и пенящийся напиток наполнил наши фужеры. Она взяла один из них и, глубоко вздохнув, произнесла:
–Давайте выпьем за нас с вами, чтобы мы могли все это пережить и встретиться после всего как можно быстрее. Дай Бог нам здоровья и надежды, пусть он не оставит нас своим вниманием.
И с этими словами она до дна выпила шампанское. Я последовал ее примеру, а затем, вытащив нож, ровными дольками нарезал яблоко. Первый фужер шампанского подействовал расслабляющим образом. По мере того как оно наполняло наши тела, мы находили всё больше общих тем для разговора, вспоминали старых друзей и вечеринки, наполненные юмором и музыкой, романсами и стихами. Мы внимали тогда каждому произнесенному слову, оказывали друг другу всевозможные знаки внимания и просто жили, несясь по свету как угорелые. Но, увы, это прекрасное время прошло, и за окном нас ждала уже совершенно другая жизнь. На этой грустной ноте я наполнил по второму бокалу. Она взяла его, повертела в руке, думая о чем-то своем, а затем, глядя прямо мне в глаза, сказала:
–А давайте выпьем с вами на брудершафт. Ведь мы знакомы достаточно давно, а ни разу с вами по этому поводу не пили.
–Да не с руки как-то было. У вас были свои интересы, а у меня своя служба,– ответил я.
–Да, понимаю, но, тем не менее, ничто не мешает нам сделать это прямо сейчас.
–Полностью разделяю ваше мнение, – сказал я, и наши руки с бокалами сблизились.
Мы одновременно выпили шампанское, а затем она с закрытыми глазами потянулась ко мне своими чуть приоткрытыми губами. Я осторожно поцеловал, вбирая в себя не только их, но и тот восхитительный запах, который исходил от нее. Она пахла и настоящей женщиной, готовой на любовный подвиг, и забытым прошлым, порой напоминающим о себе, и непередаваемым запахом театра, в котором перемешивается все, что есть на свете. Ибо театр через артиста говорит и спорит с нами, учит и направляет нас, показывая жизнь такой, какая она есть или может быть. А уж дело зрителя, как все это воспринимать. И если артист талантлив, полон творческих сил, то в его душе переплетается столько жизней, сколько он играл ролей на сцене. Ведь каждая из них оставляет в нем свой след. Вот почему артисты так ранимы и так тяжело переносят неудачи, порой впадая в психоз. Что касается Верочки, то она все делала от души. И вот этот поцелуй вобрал весь её внутренний пыл и нерастраченное желание любить и быть любимой. Ведь если мы кого-то любили, а затем с ним расстались, то это не значит, что мы забыли друг друга. Наоборот, мы оставляем в своей душе след, который напоминает о себе или зеленой тоской, или буйным весельем, но никогда не пропадает, а остается с нами навсегда. И если человек вдруг хочет вернуть все на круги своя, то он это может сделать сам, только при условии сильного желания. Бывает, так защемит в душе при воспоминании о прошлом, о той единственной, которую потерял в силу различных причин, что ты готов бежать хоть на край света, чтобы увидеть ее. Но как это сделать? Надо просто сесть и спокойно представить себе ее образ и начать вести разговор, вспоминая о том хорошем, что было между вами. И она откликнется на ваш зов, где бы ни была, и даже, может быть, придет к вам. Только дело в том, что за это время она стала другой, а о той, которую вы не можете забыть, напоминают только любимые черты, да и те уже немного не те. Порой бывает, что даже в них люди узнают тот незабываемый образ, который был так дорог, и страсть или любовь вспыхивает с новой силой, наполняя все ваше сознание совершенно новым содержанием. Но часто бывает по-другому: когда прошлое просто не хочется возвращать, потому что оно действительно стало прошлым.