Здесь же было все, как в первый раз. Ее губы имели горьковатый вкус, который возбуждал, отталкивал и одновременно притягивал к себе. Хотелось его пить и пить, не останавливаясь, и улетать в заоблачную даль с этим долгим поцелуем. Наконец, мы оторвались друг от друга, и она, глубоко вздохнув, открыла глаза, томно взглянув на меня. Я был сражен ее искренностью – никакого жеманства и сюсюканья.
–Хочу еще шампанского, – воскликнула она, поднося свой фужер ко мне.
Я исполнил ее желание, наполнив его до краев, затем налил себе.
–Хочу выпить за нас с вами, – сказала она, – за то, чтобы мы хоть на время забыли о том, что происходит за окном, и принадлежали только друг другу.
Сраженный ее прямотой, я нежно поцеловал ее ручку, а затем и щечку. Она, выпив шампанское до дна, обеими руками притянула мою голову к себе и осыпала мое лицо поцелуями. На пол полетели предметы женского туалета, и она забилась в моих руках, подставляя то одну, то другую сторону. Я, как орел, парил над ней, а она только томно вздыхала и тихонечко охала в ответ на мои нежности. Потом настал ее черед. Она воспарила надо мной, словно горлица, и с нежным урчанием стала предаваться любовным утехам. Она вытворяла со мной всё, что хотела, попеременно то поднимая меня к вершинам наслаждения, то отправляя в пропасть сладострастия, при этом не забывая подстелить мягкой соломки. Весь диван ходил ходуном, но держался стойко, его кожаная обивка вся покрылась потом, но это не мешало нам. Когда мы закончили свои любовные игры, она тихонько сказала:
–По-моему, я научилась летать!
–Это же чудесно, – ответил я, покрывая все ее тело поцелуями.– О таком только стоит мечтать, а ты уже знаешь, как это делать.
Потом мы отдыхали, нежась, под ласками друг друга. Затем мы снова повторили полет, но уже наполнили его новым содержанием. Это дало нам ощущение свободы и вседозволенности, когда любые ласки приносят только удовольствие. Потом снова были полеты, но накала тех страстей, которые мы испытали в первый раз, уже не было. Под утро я, тихонько одевшись и нежно поцеловав свою пассию, выскочил на улицу, надеясь как можно быстрее добраться домой. Эдвард, наверное, уже готов поднять тревогу. Идти пришлось пешком. Раза три меня останавливали патрули и проверяли документы. Меня выручал мандат московской ЧК, который давал возможность разгуливать даже среди ночи. Наконец где-то, через час, с ранними петухами я добрался домой.
Эдвард долго не открывал дверь, пытаясь выяснить со сна, я это или нет. В конце концов, он впустил меня, предприняв всевозможные меры предосторожности, и сразу закрыл дверь.
–Ну вот, сидишь тут, переживаешь, а он где-то разгуливает целую ночь. Я уже и не знал, что думать и где тебя разыскивать.
–Да не ворчи ты, как старый дед, – прервал его я. – Пришлось выяснять важные моменты нашего путешествия. Ты лучше скажи, что ты узнал о том, что для нас может представлять интерес.
–Да ничего такого экстраординарного. Все чего-то выжидают. То ли мира с немцами, то ли продолжения войны. О царской семье и не вспоминают. Как будто ее и не было. Короче говоря, эта тема им не интересна. Что там происходит в Екатеринбурге, они не знают и их это не сильно волнует. Для них главное, кто в стране будет у власти. Так что с моей стороны ничего нет интересного. А у тебя как?
Я рассказал ему все, что мне удалось узнать. Обрисовал ситуацию, сложившуюся по маршруту нашей поездки, и попросил совета, как лучше нам добраться до места назначения. И мы, сев за стол, стали составлять план наших действий. Одно из главных правил, которое мы определили, – это не нарываться на неприятности. Второе правило: если они появились, то действовать по обстановке и выходить из них с минимальными потерями. Для всех властей, с которыми мы встретимся, должен быть один ответ: мы инженеры. И будем стараться всех в этом убеждать. Документы беречь как зеницу ока – без них мы никто. В сложных ситуациях пытаться прорваться на плечах противника или сопровождающих, используя их как своего рода щит.