Но раз он больше не торопился, Петер тоже замедлил темп, то и дело поглядывая на площадь, Ще «Глобаль-фильм» снимал свое кино. Ну, а Шериф и подавно ничем другим не занимался, только глазел на съемки. Чтобы лучше видеть, он даже встал на свой ящик со щетками, тряпками и разными обувными кремами.
Тут человек в куртке из верблюжьей шерсти, стоявший на крыше блестящего небесно-голубого Фургона, выкинул вперед руку с белым платком.
— Внимание! — крикнул он. — Дубль первый! Мотор! — И, резко взмахнув платком, опустил руку.
Внезапно на площади стало как-то тише, спокойнее. Во всяком случае, так показалось ребятам. Затихли трамваи и автомобили. Тесная толпа на площади словно онемела от любопытства.
Все взгляды были устремлены на подъезд Международного торгово-кредитного банка, который под прожекторами выглядел как под лучами горячего августовского солнца. Это при том, что небо было покрыто тучами и в любой момент мог снова начаться дождь.
И вдруг произошло вот что.
Большой черный лимузин, который, очевидно, в ожидании сигнала ждал в стороне с включенным двигателем, в бешеном темпе сорвался с места. У самого подъезда банка он резко остановился, взвизгнув тормозами. Четверо мужчин, на ходу открыв дверцы, выскочили из машины. Они были в черных масках и, конечно, с пистолетами в руках. Одним прыжком перемахнув тротуар, они исчезли во вращающихся дверях банка.
Все выглядело так натурально, что зрители затаили дыхание.
Тут киношники отключили юпитеры.
Потрясно! — сказал на сей раз Шериф, повторив выражение Петера.
Прямо как в крутом американском боевике, — кивнул Петер. Он даже привстал, чтобы лучше видеть. — Может, действие разыгрывается даже не здесь, ведь лимузин-то с иностранным номером.
Вдруг парень в кожаном пальто обернулся. Молниеносно. Но ничего не сказал. А лишь вынул сигарету и, закурив, снова стал наблюдать за прожекторами и людьми на площади. Нервный он какой-то, этот господин в кожанке, подумал Петер. Закуривая сигарету, парень сломал две спички. Впрочем, какое Петеру дело до нервов клиента? Его больше интересовали полуботинки из змеиной кожи.
Красивая, кстати, обувка, только уж больно изношенная. За ней явно не ухаживали. Каблуки с внешней стороны стоптались, а сбоку вообще торчал вырванный шершавый клок змеиной кожи. Да такой большой, чуть ли не с коробочку от гуталина.
Тем временем из вертящейся двери банка вышли четверо мужчин в черных масках. Правда, теперь они двигались не спеша, словно решили прогуляться в выходной или зашли открыть в банке небольшой счет. Их сопровождал некий господин в черном костюме. Очевидно, кто-то из руководства банка, возможно, сам директор. Он просто затрясся от смеха, когда человек в куртке из верблюжьей шерсти подошел к нему и сообщил, видимо, что-то очень смешное. Потом человек в куртке дал приказ шоферу, и тот отъехал задним ходом, вернув лимузин на прежнее место.
Господин из банка, видимо, тоже пожелал посмотреть с улицы, как снимается эта сцена. Вместе с киношником он взобрался на крышу небесно-голубого фургона; по всему было видно, что он очень доволен.
Внимание — мотор! — раздалась команда, и прожектора один за другим вспыхнули снова, сойдясь в мощном пучке света.
Остановить камеру! — прозвучала чья-то команда с лесов.
Продолжать съемку! — возразил другой голос.
Теперь последнее слово было за человеком в куртке из верблюжьей шерсти, и он взмахнул платком. Резко взмахнул, словно давал стартовую команду.
И снова, как в первом дубле, в бешеном темпе сорвался с места и затормозил у входа черный лимузин, и снова четверо людей в масках ворвались в Международный торгово-кредитный банк.
Правда, второй раз «гангстеры» вышли на площадь на две-три минуты позже. Теперь, во время настоящих съемок, киношники работали с еще большим тщанием. Раздалось даже несколько выстрелов, и когда четверо в масках показались в дверях банка, стекло у одной двери рассыпалось вдребезги.
На сей раз «грабители» двигались уже не прогулочным шагом, что, впрочем, и не соответствовало бы обстоятельствам. Целиком войдя в роль, они вскочили в черный лимузин с той же стремительностью, с какой перед этим выскочили из него. Шофер дал газ, и в тот же миг тяжелый автомобиль умчался и исчез из виду.
— Вырубай! — крикнул кто-то. Это относилось к кинокамере. — Отключай юпитеры!
Прошло еще несколько секунд, и толпа зрителей возбужденно зашевелилась. Все видели репетицию и теперь пришли к общему выводу, что настоящая съемка удалась куда лучше.
Когда же в разбитых дверях появился служащий банка, а за ним другой и третий, и когда все они хором стали звать на помощь, толпа дружно расхохоталась. Вот это было настоящее кино! Все выглядело так естественно! Только, пожалуй, банковским служащим надо было выйти чуть раньше. Ведь и юпитеры, и кинокамера уже были отключены.
В этот момент парень в кожаном пальто, сидевший между Петером и Шерифом, встал со своего вертящегося стула.
Все, хватит! — И, бросив Петеру монету достоинством в одну марку, умчался.
Я ж не отполировал вам туфли, — крикнул Петер ему вслед. Ему было совестно, что, увлекшись зрелищем на площади, он невнимательно отнесся к клиенту.
Но парню в кожаном пальто было совсем не до того. Еще какое-то время его кепочка в крапинку мелькала в толпе, потом он схватил такси и укатил.
Смешно! — сказал Петер, вертя в руках монету.
Классно! — Шериф подставил ему коробку из-под сигар.
Тут появился запыхавшийся господин Шиммельпфенг.
Уже началось?
Да как сказать, — спокойно ответил Шериф. — Скорее, кончилось!
Господин Шиммельпфенг сперва просто не мог поверить. Но увидев, как с площади убирают все съемочные приспособления, взорвался.
— А чтоб эту старую привереду! — прошипел он в бешенстве.
Петер и Шериф переглянулись. Это он еще про кого? Что это еще за привереда такая?
— Она меня доведет! Приходит в мой магазин, требует в декабре васильки, в апреле — астры. Каждую розу по полчаса обнюхивает, а потом заявляет, что они не пахнут и что сразу видно, что они, из оранжереи, что такие цветы — это как свиная тушенка или овощные консервы, пахнут только жестью. Ну и дамочка! А как все перенюхает да перепортит, покупает птичьего корма на двадцать пфеннигов…
Господин Шиммельпфенг был вне себя.
Однако выяснилось, что он пропустил не все. На площади — возле грузовиков «Глобаль-фильма» и деревянных лесов с осветительными приборами — происходило какое-то странное движение. Люди проталкивались поближе, толпа стала напоминать растревоженный муравейник.
Внезапно завыли сирены, и целых три полицейских автомобиля остановились у входа в банк — там же, где совсем недавно останавливался черный лимузин.
Р-р-раз! Из машины выскочили полицейские и, опустив подбородные ремни, вытащили пистолеты. Часть полицейских сразу исчезла за разбитой дверью банка, остальные быстро распределились по площади, вокруг строительных лесов с прожекторами, спутанных мотков кабеля, грузовиков «Глобаль-фильма» и, конечно, небесно-голубого фургона со штативом и кинокамерой.
Все произошло мгновенно и слаженно, как на ежегодных полицейских показательных учениях в городском парке.
— Разойдись!
Толпу любопытных не очень-то любезно оттеснили назад; теперь все киношные приспособления и несколько рабочих из кинокомпании выглядели как-то странно: забытыми и покинутыми. Тут явно было что-то не так.
— Бежим туда! — сказал господин Шиммельпфенг, и все втроем помчались на площадь.
У афишной тумбы они чуть не сбили с ног продавца сосисок.
Пробиться сквозь людскую стену было непросто. Но Петер и Шериф проскальзывали, как угри, и тащили за собой господина Шиммельпфенга. Если же ему не удавалось протиснуться, он вопил: «Пресса!» — и размахивал карточкой об уплате налога за собаку, словно удостоверением газетного репортера.