«Масличная ветвь» представлялась Виктории учреждением совершенно невинным, но зато с его главой и основателем, она чувствовала, дело обстояло иначе. Раза два ей случилось перехватить направленный на нее внимательный, загадочный взгляд доктора Ратбоуна, и, хотя она сразу придавала своему лицу самое глупенькое, кокетливое выражение, сердце у нее екало от какого-то чувства, похожего на страх.
А один раз, когда она была призвана пред его высочайшие очи (в связи с допущенной опечаткой), дело зашло дальше взглядов.
— Вы, я надеюсь, довольны вашей работой у нас? — спросил он.
— О да, конечно, сэр, — ответила Виктория. И добавила: — Мне очень жаль, что я делаю столько ошибок, когда печатаю.
— Ошибки — это пустяк. Бездушные автоматы нам не нужны. Что нам нужно, так это молодой задор, щедрость души и широта взглядов.
Виктория постаралась придать себе вид задорный и щедрый.
— Важно, чтобы свою работу вы любили… любили ту цель, к которой мы стремимся… чтобы верили в наше светлое будущее. Вы искренне испытываете эти чувства, дитя мое?
— Для меня тут столько нового, — пролепетала Виктория. — Я чувствую, что еще не все понимаю.
— Объединиться! Объединиться молодежи всех стран — вот главная мысль. Вам нравятся наши вечера дружбы и свободных дискуссий?
— О да! — ответила Виктория, с трудом их переносившая.
— Единомыслие вместо разногласий — братство вместо вражды! Медленно, но верно растет единство! Вы это чувствуете? Правда?
Виктории вспомнились постоянная мелкая зависть, вспышки взаимной антипатии, бесконечные дрязги, обиды, равнодушные извинения. Она просто не знала, как надо ответить. И сказала наугад:
— Иногда бывает трудно с людьми.
— Знаю… знаю, — вздохнул доктор Ратбоун. Его высокий благородный лоб прорезали недоуменные морщины. — Я слышал, что Майкл Ракуньян ударил Айзека Наума и разбил ему губу в кровь?
— Это у них была свободная дискуссия, — объяснила Виктория.
Доктор Ратбоун погрустнел и задумался.
— Терпение и вера, — тихо пробормотал он. — Терпение и вера.
Виктория выразила почтительное согласие и пошла к выходу. Но спохватилась, что оставила у него на столе лист машинописи, и вернулась назад. Взгляд, которым встретил ее доктор Ратбоун, поразил ее. В нем было столько хитрости и подозрительности, ей поневоле подумалось, что — кто его знает? — не держит ли он ее под пристальным наблюдением, и вообще, что он на самом деле о ней думает?
Инструкции от Дэйкина Виктория получила очень четкие. Если ей надо будет что-то сообщить, она должна соблюдать некие строгие правила связи. Он дал ей старый оранжевый платок, и когда у нее будет готово для него сообщение, то надо пойти с этим платком вроде бы на прогулку к реке неподалеку от пансиона, где она жила вместе со всеми. Она часто прогуливалась там на закате. Вдоль берега примерно с четверть мили шла тропинка, и в одном месте к самой воде спускалась широкая лестница. Там постоянно причаливали лодки. Из воды торчали причальные столбы, наверху одного из них торчал большой ржавый гвоздь, и вот на этот гвоздь она должна нацепить лоскутик от оранжевого платка, если ей нужна связь с Дэйкином. Но до сих пор, с горечью думала Виктория, ни в чем этом не было нужды. Она просто сидела в «Масличной ветви» и плохо выполняла плохо оплачиваемую работу. С Эдвардом виделась редко, потому что он все время где-то разъезжал по делам доктора Ратбоуна. Сейчас, например, только что вернулся из Персии. За время его отсутствия у нее состоялась одна краткая и не слишком приятная встреча с Дэйкином. Согласно инструкции она пришла в отель «Тио» и справилась, не оставила ли она там вязаную кофточку. Ей ответили, что нет, но в эту минуту появился Маркус, повел ее на террасу над рекой, усадил за столик, предложил разные напитки. Тем временем с улицы, шаркая подошвами, поднялся Дэйкин, Маркус пригласил его присоединиться, а вскоре был вызван по неотложным делам; и Виктория с Дэйкином, попивающим лимонад, остались за столиком с глазу на глаз.
Виктория смущенно призналась, что никаких успехов у нее нет. Но Дэйкин благодушно ее успокоил: