Лес тоже радовал Дею, веселым шелестом листьев, мерным спокойным дыханием в глубокой ночи, резвостью животных и теплыми, ласковыми водами Лад озера, что скрывали ото всех ее тревоги. Иногда ей казалось, что у нее вместо крови течет озерная вода, а ее руки и тонкие быстрые ноги преобразуются в упругие, гибкие ветви, что глаза ее — ночные звезды над озером, а сердце — ветер, гуляющий над кронами деревьев, шурша листвой.
Все вокруг оживало, становился открытым и отзывчивым. И только молчание Влада омрачало Деину жизнь. С тех пор как она обосновалась в Синем лесу, он ни разу в него не наведывался, хотя раньше бывал здесь частым гостем. Он приходил в основном за травами, но и не забывал ставить защиты и охранительные заклинания, спас от вымирания серебристую лань. А теперь взял и исчез.
Дея знала, что он не ходит в лес из-за нее. Не знала она только, чем именно спугнула неустрашимого Влада. Он-то уж вряд ли считал ее такой же грозной, как остальные Хранители. Хотя от нее и не укрылся тот факт, что Вед был в лесу, когда она вытребовала неслыханный по меркам Багорта закон. Стоял и наблюдал в стороне с другого берега. Об этом ей потом русалки рассказали.
Свой поход в город она откладывала еще и потому, что боялась встречи с ним. Не знала, как отреагирует ее сердце, если вдруг он просто пройдет мимо, как будто они не знакомы, как будто он не давал ей обещания, наказать Мрамгор за то, что его жители сделали с Синим лесом. Дея боялась, что Родмила окажется права и она всего лишь жалкая пташка, имя которой Влад скоро позабудет, если уже не забыл. Боялась увидеть с ним ее — победно шествующую рядом, пусть нелюбимую, но близкую. Ведь, что-то же их связывало, раз он позволял Родмиле находиться при себе целых три года. Хотя кто знает, может он и ей бы это позволил, ходи она за ним как послушная тень?
Дею мучила эта неразрешенность и в то же время, она не могла найти в себе сил спросить его, что же произошло в то утро. Не то чтобы ей этого не позволяла гордость, скорее опасение услышать правду. Так заточенная в границах собственных страхов она и сидела в своем лесу безвылазно, Вайес и Ян оставались ее единственной связью с миром людей. Их устраивало то, что Дея практически не покидала пределов леса, потому что Вед наложивший на нее заклятье, все еще был не найден. Все торе приходили к выводу, что Ихаиль обвел их вокруг пальца, просто желая беспрепятственно сбежать. Вайес говорил, что он человек скрытный и непредсказуемый, да и попробуй разбери, что у этих Ведов на уме, особенно у тех, что остались в Лонгвине.
Ян привозил подруге книги из библиотеки, и она потихоньку знакомилась с необъяснимым и загадочным миром, в котором ей предстояло жить долгую жизнь Хранителя. Из трактата о Ведах, неохотно доставленным Яном Дея узнала, что они живут еще дольше Хранителей и разозлилась на друга за то, что он не сказал ей об этом раньше.
— Можно подумать, что Влад вызвал бы у тебя отвращение, узнай ты, что он вдвое старше тебя, — сказал ей тогда Ян, и Дея поняла, что на самом деле ничего не изменилось. Ян по-прежнему ревнует ее не смотря на то, что они с Владом уже давно не видятся.
В своих стараниях отодвинуть подальше момент возможной встречи с Ведом, Дея дотянула до последнего предела. Как-то проходя тайными подземными тропами, она услышал разговор грибников о предстоящем празднике.
— Как думаешь, устроит новая Хранительница, праздник для своих русалочек? — спрашивал один, судя по голосу совсем юный.
— Это вряд ли? — отвечал ему кто-то постарше, — поговаривают она того… Это… Ну, с приветом что ль.
— Сам ты с приветом! — встрял в разговор третий. — Она, до того как в лесу обжиться, в замке комнаты занимала. Станут там сумасшедших разве держать?
— Верно, говоришь, — поддержал молодой, — к тому ж слыхал я, что это та самая краля, которая с Яном Сагортом на турнире была. Я видал ее хоть и издали. Страсть как хороша. Волосы — огонь, а кожа, кожа будто жемчуг, что на дне ее озера лежит и голос, — протянул юноша мечтательно.
— Что голос? — передразнил его старший.
— А то! Поет она, говорят вечерами с русалками своими, и все звери тогда собираются и слушают, наслушаться не могут.
— Ага, а серебристая лань ей подпевает.
— Ты это, ты про лань трепать не моги! Про новый закон слыхал?
— Тфу ты, Етишкина жизнь! — перепугался старший, сообразив, что лишнего сболтнул. — Сурова Госпожа, нечего сказать. Не будет вам праздника.
— Это почему же?
— Да потому, что если бы она того хотела, уже б давно на люди показалась, позвала.