Как она могла не узнать Родмилу? Может потому, что в Мрамгоре все Веды имели черные волосы? Влада бы она, конечно, признала, если бы девушка не закрывала его собой полностью (он сидел, притянув колени к подбородку, а Ведунья обнимала его со спины).
Вскочив на ноги и даже не пытаясь прикрыть обнаженную грудь, она плавила соперницу торжествующим взглядом, словно хотела прожечь в ней дыру. И Дея вместо того чтобы проехать к озеру как ни в чем не бывало, развернула кобылу и бросилась куда глаза глядели, выдавая свою уязвленность.
Глаза застилали слезы, в висках пульсировала готовая вскипеть кровь, все плыло, вертелось, клокотало. То, что она увидела, превзошло все ее мыслимые ожидания. Она просидела как затворница в своем лесу несколько недель, боясь встретить безразличный взгляд Влада, а он даже не обернулся в ее сторону, продолжая самозабвенно разглядывать водную гладь, пока полураздетая Родмила таращилась на нее. И это после вчерашней сцены на площади!
На один день ей показалось, что он снова благоволит ей, а теперь на нее лавиной обрушилась сумасшедшая боль. Она чувствовала, как немеет, заиндевает все ее существо, словно изнутри, из самого ее центра распускается ледяной, кристаллический цветок с острыми, очень острыми гранями.
Лучше бы она приехала немного раньше. Тогда, когда происходило то, чего она так страшилась. Возможно, это зрелище вырвало бы ей сердце, но сейчас она желала именно этого, потому что не могла стерпеть той муки, что оно причиняло.
Если бы не ее умница Дорена знавшая дорогу к лесу, Дея так и блуждала бы по окрестностям. Когда кобылка довезла ее до озера, Дея с трудом спешилась и, не помня себя, кинулась с головой в воду, позволяя телу безвольно падать на дно. Сначала она ощутила уже знакомый приступ удушья, но потом вода приняла ее и чьи-то нежные руки подхватив, потянули ко дну, укладывая на мягкие губки.
Толи русалки опоили ее чем-то, толи вода вбирала всю ее боль, милосердно усыпляя, но как ее поднимают обратно на берег, она ощущала уже сквозь дрему. Дея пришла в себя, когда на лес уже опускались сумерки. Она лежала на берегу, укутанная в сой плащ, а Божена заплетала ее подсохшие волосы в косы. Подняв на старшую русалку помутневшие глаза, Дея увидела, что та плачет.
— Почему ты плачешь, Божена, — безжизненным голосом спросила Дея.
— Весь лес плачет, Госпожа, так же, как и твое сердце.
И тут только Дея обратила внимание, что деревья плотно сомкнули ветви, загораживая свою Госпожу от случайного взгляда. Это было не просто восприимчивостью, а безусловным, всецелым проникновением друг в друга. Теперь она даже не могла позволить себе страдать, не причинив тем самым боль своему лесу. Но как не странно, это не разозлило ее, а заставило взять себя в руки. Она села и обвела взглядом собравшихся у берега Озерных дев.
— Вчера я была на городской площади, а сегодня в замке. Все жители приглашены на ночные купания. Мы должны быть веселы и гостеприимны. Удивите всех мои прелестницы, по Мрамгору ходят слухи, будто вы настолько одичали, что утратили свою легендарную красоту и легкий, веселый нрав. Научим же этих задавак как нужно веселиться! — закончила она, вставая на неокрепшие ноги.
«Я Хранитель леса. Я не имею права отдавать свое сердце мужчине, который выжимает из него всю кровь. Я должна всеми правдами и не правдами выкинуть его из головы, пока он не разрушил то, что я с таким трудом воссоздаю. Ведь ели я сойду с ума, лес последует за мной, и тогда его не то что запечатают, его и вырубить могут», — размышляла Дея, пытаясь взять себя в руки, пока шла в сторону дома.
Срыв
Яна действительно ждало задание. Вайес попросил его слетать к медовым полям и разузнать, что там стряслось. Он признаться не понимал, почему глава Мрамгора отправил именно его, с пчелами Ян вряд ли мог договориться, они же не птицы и он не мог их слышать. Но последнее время Вайес частенько посылал его на разные происшествия, просто разузнать обстановку. Ян подозревал, что Верховный Хранитель просто-напросто хотел, чтобы его новый Сагорт набирался опыта, наблюдая, как работают другие слуги Багорта.
Но от Деи он сбежал не потому что торопился (до отлета у него еще было время), а потому что боялся неискренности, так и сочащейся из него при каждом вздохе. Да, он поддержал свою подругу, когда она обращалась к мрамгорцам, он не мог не сделать этого. Они всегда были друг другу опорой, а сейчас она как никогда нуждалась в верном друге. К тому же, от него не утаился слух о том, какой вчера разыгрался спектакль во время ее выступления на площади.